и взял своего супруга за руку, впитывая последний опыт земной любви. Майкл не спал, ответив на это прикосновение, а потом он сел на постели и спросил удивлённо:

– Джулиан, ты чего не спишь, скоро рассвет, почему ты ещё в пальто?

– Тихо, – шепнул Джулиан, выскальзывая из этого тёплого и уютного мира без сожалений. Он впитал в себя всё, что мог благодаря этому семейному гнёздышку, которое ему помог построить этот прекрасный человек. – Ничего не говори. Ложись спать, скоро будет новый день, полный чудес. Жизнь прекрасна, я пробудился из своей спячки, мне так хорошо и легко! Майкл, всё будет хорошо. Я люблю тебя.

Он поцеловал его нежно, но решительно, это было прощание, которого он так и не смог избежать. Ему сейчас не был важен весь мир перед великой миссией, но это была его маленькая слабость, последняя слабость, и этим поцелуем он закрепил свой уход из мира комфорта, из мира земных забот, из мира реальности.

Он шёл пешком, вдыхая аромат любимого города, даже ночью в Нью-Йорке ощущалась эта знакомая динамика, мороз приятно щекотал его лицо, ноги осторожно ступали по только-только заледеневшим дорожкам, и всё увереннее он ступал, всё быстрее. Никогда не дремлющие рекламные щиты блистали ярким светом и манили принять все развлечения этого порочного и одновременно культурного города. Тусклый свет фонарей освещал ему путь, лёгкий снежок ложился узорами на его кашемировое пальто, и эти снежинки принимали образную смерть и преображались в капли воды. Джулиана ждало схожее преображение, он переходил из одного состояния в другое, время настало. Всё готово к последнему шагу, чтобы завершить эту реальность.

Когда он открыл своим ключом двери галереи Райана, там ещё пахло людской вечеринкой, изысканный дух шика пронзал его ещё не остывшей энергией от человеческих тел, это была обитель живого искусства, и он вошёл в этот храм, освящая здесь всё. Он стремился к своей недостающей половинке, разрывающей его гармонию; и стоящие полуразложившиеся скульптуры из мрамора приветствовали его на равных, они теперь были такими же живыми и мёртвыми, как и он сам. Его мёртвая сторона манила его из главного зала, его жизнь сейчас концентрировалась в его собственном горячем теле, которое готово было разорваться на части от переизбытка энергии, в нём было слишком много жизни, одному ему не уместить её в этом теле. И вот он вошёл в зал, где мраморный Джулиан взирал не него своим полуживым светом, жаждущий принять от него эту жизнь, а он так стремился испить из его мёртвого источника, чтобы нейтрализовать свою бешеную энергию, чтобы утихомирить свой переизбыток жизни.

Когда он слился в объятьях со своим идеальным мраморным отражением, со своей недостающей стороной анти-жизни, он ощутил, как тело его успокаивается, утопая в безмолвном покое мрамора. Он смотрел в глаза своему отражению и ощущал, как мрамор теплеет, как он переливается живительным блеском, это было такое умиротворение, осознание счастья, замороженного в одном миге. Все его хаотичные эмоции теряли мощь и обретали идеальные формы, сливаясь между собой, и он чувствовал всё и ничего, и тело его в слиянии с мрамором передавало энергию и принимало эту холодную идеальность красоты. Ничто не имело значения, только это слияние, и он летел вверх и вверх и падал вниз и вниз, и его крылья вновь были живыми, они несли его к вершине вечности, к застывшему воплощению красоты.

Он мог стоять так минуты, часы, дни, годы, и сезоны бы сменялись один за другим, смерть приходила бы и уходила, а он всё стоял бы в этом моменте голого творческого единения, открытого экстаза, и ничто не влияло бы на его новый мир, принадлежащий только ему одному, ведь он стал одним целым с Джулианом, он стал идеален! Но тут он почувствовал прикосновение к крыльям, и наваждение спадало, за спиной стоял Райан и наслаждался вместе с ним этим неземным моментом. Если это была вечность, то почему она закончилась?

Как будто прочитав его мысли, Райан сказал невозмутимым тоном. – Потому что такое слияние может быть только временным, стоит вам только отцепиться, отойти на несколько метров в свои собственные миры, как вас поглощает реальность. Ты утопаешь в жизненных реалиях, мраморный Джулиан – в иллюзорных мирах смерти. Джулиан, вы больше не можете жить друг без друга, вы – одно целое, только так можно стать полноценным, только так можно отбросить всё истлевшее, всё проходящее, только так мы обретём вечность. – Райан разглядывал Джулиана, который уже полностью повернулся к нему, и его гармоничная красота ослепляла Райана, который выдерживал его божественный лик лишь потому, что Райан сам был творцом этого чуда. – Ты ещё никогда не был настолько красив, настолько молод и зрел одновременно, в тебе сосредоточено сейчас всё самое лучшее из жизни и анти-жизни, но этот момент продлится недолго. Джулиан, ты сам знаешь, что у нас больше никогда не будет этого очистительного катарсиса, который способен завершить это проклятье, разрушить всю дисгармонию и позволить вечности отпечататься на твоей красоте. Только сейчас, только сейчас.

– Да, Райан, – покорно ответил Джулиан, не опуская от него своего лучезарного взгляда, который мог одновременно переманивать ангелов в ад и демонов в рай. – Поэтому я и здесь. Мы пришли завершить то, что должны. Мы на последнем этапе, осталось только принять своё предназначение. Наш последний шаг на пути к вечности, наш собственный ответ реальному миру.

– Ты всё верно понимаешь, мальчик мой, – говорил Райан уже голосом наставника, его непоколебимость поражала Джулиана, Райан сейчас воистину был творцом, который создал что-то гораздо прекраснее его самого, гораздо прекраснее, чем он сам мог вообразить, но Райан всё равно оставался создателем этого чудесного феномена. – И ничто уже не остановит нас. Я ждал, ждал, когда ты поймёшь это, когда ты сам созреешь на это, Джулиан. Тебя ждёт великое преображение, твоя красота убийственно прекрасна, ничто не способно уничтожить этот миг, ничто не отберёт у нас нашу вечность! Джулиан, даже врата рая и ада не способны принять твой божественный лик, мы выше этого, мы – создатели гораздо более прекрасного мира, мы с тобой одни!

– Да, Райан, – отвечал Джулиан, сияющий в тени горячечной эйфории своего учителя, своего личного бога, своего спасителя. – Мы пришли к этому вместе, мы создали эти возможности, и ничто не остановит нас.

После этого Райан подошёл к нему, и он снова оказался в физической реальности, и Джулиан понимал, сейчас настанет время реальных вещей, последнего шага в этом физическом мире, чтобы добраться до вершины. Но он готов на