Вся напрягшись в волевом усилии, Таис поняла великую власть полководца над людьми, магическую силу его голоса и движений, подчинявших беспрекословно громадные толпы людей.

Таис подняла на Александра огромные горящие глаза и протянула руку.

— Огня! — звонко вскрикнула она на весь зал. Александр обхватил ее за талию, сорвал со скамьи и подвел к стене.

— Возьми! — Он снял факел и подал гетере, сам взял второй. Таис отстранилась в почтительном поклоне.

— Не мне первой! Начать приличествует тому, чей божественный разум и сила привели нас сюда!

Александр повернулся и повел вдоль стен Таис за руку. Два факела мгновенно подожгли занавеси на окнах, подвески и шнуры, легкие деревянные переплеты для цветов.

Безумие разрушения охватило сподвижников Александра. С воплями восторга и боевыми кликами воины хватали факелы и разбегались по дворцам, поджигая все, разбивая лампионы, опрокидывая чаши с горящим жиром и маслом. Ошеломленные персы заметались, прикрывая лица. Нерастерявшийся Птолемей вытолкнул их в портик.

Прошло всего несколько минут после окончания речи Таис, а зал Ксеркса, пустая сокровищница и помещения охраны были в огне. Подожгли и ападану, откуда огонь перекинулся (или был перенесен) на жилые дворцы Дария и Ксеркса в юго-западном углу платформы. Оставаться на ней не было возможности. Александр, не отпуская руки Таис, сбежал по северной лестнице на городскую площадь. Здесь, окруженный военачальниками, он стоял, зачарованно глядя на титаническое пламя, взвивающееся в почерневшее небо. Балки крыши и потолков, простоявшие столетия на сухой жаре, вспыхивали, как облитые горючим маслом. Серебряные листы кровли плавились, низвергаясь ручьями жидкого металла на лестницы и плиты платформы, разбивались и, застывая, летели звонкими раскаленными лепешками в пыль городской площади. Пламя ревело и свистело, перекрывая вопли жителей, столпившихся у края площади, боясь приблизиться.

Звездное небо, казалось, потухло. Никто никогда не видел более черной ночи, окружавшей слепящий жар исполинского костра. Люди взирали на пожар с суеверным ужасом, будто не руки Александра и маленькой афинянки сделали это, а силы подземного мира и ввергнутых туда титанов вырвались на поверхность Геи. Жители города попадали на колени в предчувствии большой беды. И действительно, ни Александр, ни его военачальники не стали сдерживать воинов, для которых пожар дворцов послужил сигналом к грабежу. Вскоре отдельные очаги пламени стали загораться в черноте ночи среди садов. Толпа ошеломленных горожан разбежалась спасать имущество от распалившихся македонцев. С раздирающим уши треском одно за другим стали проваливаться перекрытия, выбрасывая вихрящиеся столбы искр.

Александр вздрогнул и, очнувшись, выпустил руку Таис, онемевшую в крепкой ладони царя. Он устремил на гетеру пристальный взгляд, как после речи в зале, и вдруг вскрикнул:

— Уйди!

Таис подняла руку перед лицом, будто защищаясь.

— Нет! — еще решительнее сказал царь. — Не навсегда. Я позову тебя.

— Не позовешь! — ответила Таис.

— Как можешь ты знать?

— Ты знаешь свои слабости, побеждаешь их, и это дает тебе силу и власть над людьми.

— Так моя слабость — женщины? Никто не говорил мне этого!

— И немудрено. Не в женщинах, а в божественно-безумном стремлении ко всему недостижимо далекому — твое сердце. Ничего нет в мире неуловимее женской красоты. И ты уклоняешься от этой безнадежной борьбы, вести которую обречены лишь поэты и художники. Красота ускользает, как черта горизонта. Ты выбрал горизонт и уйдешь туда.

— А когда вернусь?

— О том знают лишь мойры. Гелиайне, великий царь!

— Прошу тебя, останься пока здесь. Я покидаю больным Черного Клейта и хотел бы…

— Я поняла.

— Только поберегись, не выходи без охраны. Весть о той, что сожгла Персеполис, разнесется скорее и шире, чем сказка об амазонках!

Таис, не ответив, повернулась и медленно пошла в темноту. Позади, зорко глядя по сторонам, неслышно кралась Эрис.

Глава двенадцатая

НАСЛЕДНИКИ КРИТА

Горный ветер, прохладный даже в сверкающий полдень лета, подхватил лежавший перед Таис лист пергамента. Она придавила письмо рукояткой золотого кинжала.

Мысленный образ подруги отдалился, исчез в знойной равнине, распростершейся на восток от семи стен Экбатаны.

Гесиона после двух лет молчания прислала длинное письмо! Верной подруге Неарха пришлось испытать немало, чтобы быть рядом с возлюбленным. Можно позавидовать критянину, нашедшему в фиванке такую любовь и терпенье. Грандиозные замыслы Александра потребовали большого флота. Корабли строились в устье Евфрата и на Тигре. Там распоряжался новый помощник Неарха — подвижный, как жидкое серебро, полукритянин-полуфиникиец Онесикрит.

Кедры, черные сосны, дубы и вязы с гор, из вершин Евфрата и Тигра, сплавлялись до верфей Неарха. Гесиона со свойственным фиванке эпическим стилем описывала свои скитания между Вавилоном и маленькими городками кораблестроителей, оазисами пальм, одинокими храмами и бедными селениями рыбаков, затерявшихся среди моря тростниковых зарослей.

Мухи, бич Вавилона и Суз, черными роями кишевшие на рынках, в жилищах и даже в храмах, оказались пустяком перед бедствием мириад кусающихся кровопийц, тучами реявших над тихими водами. Ветер, к счастью, не столь уж редкий, приносил избавление. Все остальное время люди проводили в дыму, и Гесиона уверяла подругу, что прокоптилась насквозь и стала нетленной, как мумия Египта.

Таис огляделась. В чистом воздухе Экбатаны мухи не доставляли беспокойства. Гесиона была бы счастливее в этом городе, напоминавшем ей родные, разрушенные Фивы.

На мраморных плитах высокой террасы звонко зашлепали босые детские ноги. Леонтиск — трехлетний сын Таис — сломя голову ринулся к матери, и она едва успела подхватить его на руки. Сын Птолемея походил больше на мать, чем на отца. Военачальник убедил Таис вступить с ним в официальный брак, как только македонцы вернулись после погони за Дарием. Хромая и ворча, появился в конце террасы искалеченный тессалиец, оставшийся в Экбатане у Таис смотрителем дома и лошадей, после того как тессалийские конники вместе с другими эллинскими воинами были отпущены Александром на родину. Теперь Ройкос приглядывал и за мальчиком, которому требовалась мужская рука и умение воина. Не вернулся на родину и начальник конников Леонтиск, отправившийся на восток вместе с Александром. Таис не любила вспоминать об этом — рана еще болела.

Мальчик выпрашивал позволения покататься на Боанергосе. Ройкос уверял, что лучше обождать, пока не будет окончательно объезжен маленький конь из-за гор Иберии, присланный Птолемеем. Таис примирила обоих обещанием самой прокатить сына на вечерней проездке, которую она свято соблюдала, чтобы оставаться в форме на случай внезапного отъезда.

Подшлепнутый для поощрения, Леонтиск поскакал по широким ступеням вниз в сад, к павильону из грубого серого камня, облюбованному Эрис для уединения. Никто не смел нарушать ее покой в те часы, когда бывшая черная жрица сидела и грезила