— Может, стоит попытаться? Вместо того, чтобы утопать в жалости к себе!

— Это не так-то просто.

— Прок… — Я чуть не выругалась в церкви! — Ничто и никогда не было для нас просто! Наша жизнь и до того злополучного нападения не была простой, но мы же справлялись! Можем справиться и сейчас. Вместе мы способны преодолеть все. Ты веришь в Бога? Прекрасно! Но гораздо важнее, чтобы ты верил в нас.

— Нет никаких «нас», я уже говорил тебе.

— Ты же знаешь — у меня в одно ухо влетает, в другое вылетает.

Мы переговаривались тихо, но, думаю, по нашему виду было ясно, что между нами происходит спор. Остальные прихожане были слишком заняты, чтобы обращать внимание, а вот стражи Дмитрия не спускали с нас глаз. Я снова вспомнила, о чем говорили и Майкл, и Лисса: вывести Дмитрия из себя на людях означает оказать ему дурную услугу. Проблема состояла в том, что само мое присутствие выводило его из себя, и неважно, о чем я стала бы с ним говорить.

— Напрасно ты пришла, — вырвалось у него. — Для нас обоих лучше избегать друг друга.

— Забавно! Когда-то ты говорил, что мы всегда будем вместе.

— Я хочу, чтобы ты держалась от меня подальше, — словно не слыша, сказал он. — Не хочу, чтобы ты снова и снова пыталась вернуть чувства, которых больше нет. Они в прошлом. И никогда уже не вернутся. Никогда. Для нас лучше вести себя как посторонние. Для тебя самой лучше.

Чувства сострадания и любви в моей душе сменились нарастающей яростью.

— Если ты указываешь мне, что делать, а что нет, то, по крайней мере, имей мужество заявить это прямо в лицо!

Он так стремительно повернулся, что у меня мелькнула мысль: в нем и правда еще осталось что-то от стригоя. Его лицо выражало… что? Не подавленность, как раньше. И не злость. Скорее… отчаяние, огорчение и, может быть, даже страх. И еще казалось, что он испытывает острую, мучительную боль.

— Не хочу видеть тебя, — сказал он, сверкая глазами. Эти слова ранили меня, но что-то в его тоне вызывало трепет. Это не был холодный, расчетливый стригой. Это не был сломленный человек за решеткой. Это был мой прежний инструктор, мой возлюбленный; уж если он нападал, то делал это с энергией и страстью. — Сколько раз мне придется повторять это? Ты должна держаться от меня подальше.

— Но я знаю — ты не причинишь мне вреда.

— Я уже причинил тебе вред. Почему ты не понимаешь этого? Сколько раз я должен повторять одно и то же?

— Ты говорил… Ты говорил раньше… до того, как все это произошло… что любишь меня. — Мой голос предательски задрожал. — Как можно просто перечеркнуть это?

— Потому что слишком поздно! И так легче, чем если мне придется без конца вспоминать, как я обошелся с тобой!

Он сорвался, его голос разнесся по церкви. Священник и люди перед ним ничего не заметили, но те, кто стоял к нам ближе, обернулись. Стражи напряглись, и я снова призвала себя к порядку. Неважно, как сильно я злилась на Дмитрия; неважно, как сильно оскорбленной и обманутой чувствовала себя из-за того, что он прогоняет меня… Все равно, я не могла рисковать тем, что люди подумают, будто он опасен. Он явно не собирался никому ломать шею, но был заметно расстроен. Вдруг кто-нибудь примет его огорчение и боль за что-то дурное?

Я отвернулась, пытаясь утихомирить разбушевавшиеся эмоции. Когда я вновь повернулась, наши взгляды встретились, и будто искра проскочила между нами. Дмитрий мог сколько угодно игнорировать это, но наша связь — глубинное притяжение душ — никуда не делась. Мне страстно захотелось прикоснуться к нему — и не просто случайно задеть. Захотелось обнять его, прижать к себе, заверить, что вместе мы одолеем все. Не отдавая себе в этом отчета, я потянулась к нему. Он отпрянул, словно от змеи, и все его стражи рванули вперед, готовые схватить его.

Однако он не сделал ничего дурного. Просто смотрел на меня таким взглядом, от которого вся кровь заледенела в жилах: с удивлением и почти отвращением.

— Роза, пожалуйста, прекрати. И ради бога, держись подальше от меня, — сказал он, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие.

Я вскочила, переполненная обидой и злостью. Возникло чувство, что еще минута — и произойдет взрыв.

— Это еще не конец, — пробормотала я. — Я так просто не откажусь от тебя.

— Я уже отказался от тебя, — так же тихо ответил он. — Иногда любовь уходит. Моя ушла.

Я недоверчиво смотрела на него. Впервые со времени своего возвращения он упомянул о том, что любви больше нет. Ранее его протесты сводились к тому, что его мучают угрызения совести из-за прошлых грехов, которые оставили в его душе шрамы, лишив способности любить. Но теперь…

«Я уже отказался от тебя. Иногда любовь уходит. Моя ушла».

Я попятилась. Его слова жгли, как пощечина. Судя по его лицу, он понимал, какую боль причинил мне. Но я не стала вглядываться — развернулась, быстро пошла по проходу и выбежала за дверь, опасаясь, что, задержись я хоть на мгновение, все в церкви увидят, что я плачу.

После этого мне не хотелось видеть никого. Стремясь побыстрее оказаться в своей комнате, я не чуяла земли под ногами и не замечала людей вокруг. Снова и снова звучали в сознании слова Дмитрия: «Иногда любовь уходит. Моя ушла». Это было хуже всего, что он до сих пор говорил. Не поймите меня неправильно: все остальное было нелегко. Когда он заявлял, что будет избегать меня, что наших прежних отношений не вернуть, это тоже было ужасно и все же оставляло крошечную надежду, что раз он заботится обо мне, искра нашей любви еще не угасла.

Но… любовь уходит.

Это было что-то совсем иное. Казалось, сами мы умерли, наши останки рассыпались в прах и ветер унес их, будто сухие листья. Боль в груди была нестерпима, и я скорчилась на постели, обхватив себя руками, как будто это могло ее уменьшить. Не получалось смириться с его словами — с тем, что после всех выпавших на его долю испытаний любовь ко мне ушла.

Всю остальную часть дня я намеревалась провести у себя, съежившись во мраке под одеялом. Сидни, мои волнения из-за отца Лиссы и даже она сама — все это напрочь вылетело из головы. Она занималась своими делами, но время от времени через нашу связь я ощущала ее призыв: «Приходи ко мне!»

Поскольку я не реагировала, она начала беспокоиться. Внезапно я испугалась, что она — или кто-нибудь другой — может прийти сюда, разыскивая меня. Вскочив, я решила уйти, сама не зная куда; просто чувствовала потребность двигаться. Обошла всю дворцовую усадьбу, выискивая места, где не бывала прежде. Фонтанов и статуй тут оказалось гораздо больше, чем мне казалось, однако их красота сейчас была мертва для меня. Вернувшись к себе несколько часов спустя, я чувствовала лишь усталость от долгой ходьбы. Ну и ладно. По крайней мере, я сумела избежать всяких разговоров.