— За…зачем? — К своему стыду, начала заикаться. Только вот…от страха ли?

Герман подался вперед, опаляя губы горячим дыханием. Однако взгляд его был острее лезвия бритвы, заставляя внимать каждому слову, а не уплывать, от столь явной близости.

— Чтобы приковать тебя к тренажеру, а самому свалить на вечеринку. Тр*хнуть там первую попавшуюся девку, а потом вернуться к тебе, и расспросить, какого это? Знать, что должно произойти, но не иметь возможности повлиять на ситуацию? Думать, оставаясь связанной по рукам и ногам, отодрал он там кого-то или нет? Быть может, только тогда ты и поймешь, что чувствовал я, сегодня утром!

Странные у него понятия о свободных отношениях, однако. Или она понимает их иначе?

В воздухе раздался хлопок. Характерный звук пощечины, приправленный яростным шипением. А секунду спустя, тыльную сторону правой ладони, обожгло будто бы каленым железом! Судя по ошалевшему взгляду Давыдова, и алеющему отпечатку на щетинистой щеке…

Господи! Она снова его ударила! Опять!

В отличие от прошлого раза, Лера не побежала. Нет. Рвано дыша, приготовилась к ответному удару. В жизни за необдуманные поступки приходится платить. Зачастую, той же монетой. В глубине души надеялась, что Гера не сможет поднять на нее руку. Только ведь подобные вещи происходят импульсивно. От напряжения вибрировала, подобно натянутой струне. А физическая боль все не настигала.

— Представь себе, я знаю, что ты чувствовал! — Заорала, уже совершенно себя не контролируя. Если внутри нее и находился ранее какой-то сдерживающий механизм, в то самое мгновение, он канул в бездну. — Я ведь делю тебя с другими! Каждый. Божий. День. На протяжении десяти лет! Эта бесконечная агония стала нормой моей жизни. Повседневным состоянием. Тем не менее, я без нареканий согласилась на все твои условия. Почему? Потому что, ты никогда и ничего мне не обещал. Все так. Но, это же вовсе не значит, что…что…мыслям же не прикажешь, Герман!

Взяла себя в руки, не без труда:

— Судя по всему, таким образом, ты пытаешься нарушить условия наших договоренностей, и принудить меня, к соблюдению верности? Хорошо! Но, в одностороннем порядке, этого не будет, никогда. Либо мы единственные друг у друга, либо, перестаем жадничать, и учимся делиться. Без сцен ревности. Без истерик.

— Интересная постановка вопроса. Я подумаю.

— Думай, Герман. Думай! — Слегка приподнялась на носочках, с жадностью наблюдая за сменой эмоций на его лице. — Скажи, скольких ты пропустил через себя, за время командировки?

Зачем? Зачем! — Бился в истерике голос разума. — Ты же не вынесешь правды, дура!

В груди болезненно заныло. Точно с зажившей раны, отодрали корку, заставляя вновь кровоточить.

— Лера! — Предупреждающе.

— Нет! Я должна знать. С момента моего «да» у тебя кто-нибудь был?

Молчание девушка расценила по-своему. Медленно отстранилась, и отвернулась, не в силах более выносить его взгляд.

— Тогда, кто ты такой, чтобы мне указывать? — Истерически расхохоталась, из последних сил сдерживая слезы. — Что-то от меня требовать? Кому хочу, тому даю! Вот истинный девиз наших с тобой отношений! Твой девиз, но меня он полностью устраивает. Приятного вечера.

Попыталась поднять с земли сумочку и обувь. Давыдов, издав утробный рык, дернул ее на себя, всячески препятствуя побегу. Никогда ранее Лера не брыкалась, и не вырывалась столь сильно. Она дралась, подобно дикой кошке, в смертельной схватке. Только эффекта ноль! Его руки обвивали талию и плечи, точно стальные прутья, все крепче. Косточки хрустели, в сильных мужских объятиях. Понимая, что выдыхается, предприняла последнюю попытку — укусила Германа за палец. Грязно ругнувшись, противник ослабил хватку. Этого оказалось достаточно, чтобы освободиться.

Жалкое зрелище! Не пробежала и пары шагов, как была поймана вновь.

Развернув к себе лицом, и в какие-то доли секунды, ухватившись за подол платья, Давыдов рванул тонкую ткань. В буквальном смысле слова, раскроил, с низа до верха. Теперь, некогда шикарная вещь, выглядела, как распахнутый халат, открывая его жадному взору округлые девичьи бедра, кружевные трусики, плоский живот. И грудь. Отяжелевшую. Со сжавшимися в тугие вершинки, гордо торчащими сосками.

— Бл*дь! — Герман громко втянул в себя воздух, непрерывно скользя по ней взглядом. Лера же, вспомнив цену данного дизайнерского изделия, просто обезумела! Намертво вцепившись в полы его рубашки, с невероятной силой дернула те в стороны. Пуговицы, все до одной, с жалобным свистом, разлетелись в стороны, утопая в густой траве.

— Мелкая! — Последовал грозный рев. — Это была моя любимая рубашка!

— Я к своему платью, тоже питала нежные чувства, знаешь ли!

— Стерва!

— Придурок!

Какое-то время они обменивались гневными взглядами, пытаясь отдышаться. А потом…что-то странное произошло. Не сговариваясь, накинулись друг на друга, подобно двум изголодавшимся дикарям. Поцелуи, больше напоминали укусы. Объятия — насильственную попытку слиться воедино. Сердцами. Телами. Душой. В местах соприкосновения обнаженной кожи покалывало, точно между ними пропускали электрические импульсы. Возбуждение оказалось столь примитивным, и всепоглощающим, что причиняло вполне реальную боль. И она готова была на все, лишь бы заполнить этим мужчиной собственную пустоту. Стало, откровенно говоря, плевать, на обстоятельства. Мир уменьшился до размеров одного человека. Злого, и не менее голодного. Отстранившись на пару секунд, Герман сорвал с нее остатки платья, отшвыривая материю, куда-то за спину. Трусики, Лера стянула сама, и теперь предстала перед ним во всей красе. Ее трясло. И от волнения, в том числе. В какой-то момент возникло желание даже прикрыться. Слишком уж безумным казался его затянутый поволокой взгляд.

— За что ОН создал тебя такой? — Прохрипел измученно, вероятно, обращаясь к Богу.

— Какой?

Ответ выбил почву из-под ног, и вознес самооценку до самой верхней планки:

— Совершенной!

Не дав опомниться, по-хозяйски притянул к себе за талию, скользя огненными ладонями вдоль спины. Ощупывая грудь. Слегка рыкнув, сжал ягодицы.

Да! Твое. Все твое!

Сгорая от нетерпения, Валерия пыталась избавить Германа от одежды. Однако пальцы, не слушались — только зря дергала. Коротко хохотнув, наблюдая за ее жалкими потугами, Давыдов помог себе сам. Словно завороженная, она наблюдала, как освобождается от джинсовых брюк, и черных боксеров его немалое, торчащее колом достоинство. Красивый. Упругий. Обтянутый бархатистой кожей. Внутри все сжалось, от трепета.

Лера давно была готовой для него, и влажной. Да что там, она текла, как заправская шл*шка, и ощущала это даже собственными бедрами!

— Кажется, — выдавила через силу, сканируя взглядом великолепный образец мужественности, — у меня к Создателю аналогичный вопрос!