Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хочешь, я сварю кофе? – спросила Дарья из кухни.
Игорь Иванович пошел на зов, остановился на пороге, прислонившись плечом к косяку. И снова подумал: «Как хорошо». Кратковременный, но отдых – все посторонние мысли вдруг исчезли, испарились, он почувствовал тепло и блаженство. Здесь все сияло чистотой. Стены были выложены светло-зеленым кафелем с едва заметной серебристой искоркой, плоские навесные шкафы создавали иллюзию большого пространства. Сверкающие тарелки, стоящие, будто солдатики, в ряд, идеально чистая никелированная мойка и набор разных приспособлений на длинных ручках рождали ассоциацию со стерильностью хирургического отделения.
На Дарье был длинный халат со свободными рукавами, делающий ее похожей на большую красивую птицу, и – Колесников мог бы поклясться в этом – ничего под ним. Рассерженный и сконфуженный монах куда-то исчез, и Игорь Иванович вдруг испугался. Он искал и не мог найти в себе чувство вины перед Аллой, которое вроде бы должен был испытать. Только страх – он боялся потерять связь с Чонгом. Без него у Колесникова не было шансов найти Аленку. У него оставалось ровно четыре дня.
Богомолка возилась со сложным «бошевским» аппаратом, в котором можно было приготовить кофе десятью разными способами.
– Полгода экономила, прежде чем купить эту дуру, – сказала она. – Мама точно меня бы убила, кабы узнала. Погоди, сейчас все будет готово.
Игорь Иванович сел на табуретку и вытянул ноги.
– Я доставил тебе хлопоты. Она улыбнулась:
– Все время хлопотать о самой себе – ужасно скучное занятие.
– У тебя был муж? – вдруг спросил он. Она нисколько не удивилась:
– Был. Мы разошлись полтора года назад.
– Он тебе нравился? – Он кашлянул в кулак. – Гм, извини, вопрос глупый.
– Он, видишь ли, был слишком хорош для меня, – спокойно объяснила она. – И не уставал напоминать мне об этом. Он сейчас работает в одном коммерческом банке. Полтора года назад получил отдел и сказал, что я ему не подхожу и он женится на дочери босса. Теперь он не только начальник отдела, но и член совета директоров. Странно, наверно, но я рада за него. Отец всегда говорил: у мужчины на первом месте должна стоять карьера. А жена – на втором… Или на двадцать втором, у кого как.
– И что, – спросил Колесников, – исключений не бывает?
Дарья пожала плечами:
– Если есть правила, должны быть и исключения. Только я такого не встречала. – Она рассмеялась. – Я рассуждаю как типичная старая дева.
Он кивнул на фотографию, висевшую на стене в рамке.
– Твой муж?
– Отец в молодости. Он давно нас бросил, но мама все равно это хранит. Так что ты видишь перед собой потомственную разведенку. Сюжет для социальной мелодрамы.
– Потомственную, – пробормотал он, невидяще глядя перед собой. Какая-то мысль, неясный проблеск истины, мелькнула в голове, Игорь Иванович зажмурился, пытаясь поймать… Не поймал, вздохнул разочарованно, отхлебнул из чашки в красный горошек вкуснейший ароматный напиток с желто-коричневой пеночкой по краям. – Потомственную… Черт… Мне нужно увидеть одного человека.
– Кого? – спросила Дарья.
– Гранина, – ответил Колесников, как будто это что-нибудь объясняло, и потянулся к телефону. – Он проректор по науке в нашем институте. Надо позвонить ему…
– Сейчас ночь, – мягко напомнила она.
– Да, ты права. – Он с сожалением положил трубку. – И потом, все это слишком…
– Что?
Он поморщился:
– Белая горячка. Результат больного воображения.
Дарья подошла сзади и положила ладони ему на плечи.
– По-моему, ты уже спишь, да?
– Нет, отчего же. – Колесников потянулся, взял ее за маленькие сильные запястья и притянул к себе…
Они смотрели друг на друга – Учитель и его воспитанник, приговоренный к казни. Близился зыбкий рассвет, Чонг чувствовал его, хотя в его тюрьме оставалось так же темно, и будет темно, пока стражники не выведут его наружу, в тюремный двор, и оттуда – на городскую площадь.
Таши-Галла сидел совсем близко, только протянуть руку, но Чонг знал, что коснуться его уже никогда не сможет.
– Вы умерли, Учитель, – прошептал он со слезами.
– Не нужно, – ласково сказал Таши-Галла. – Ты ведь мужчина. Мужчина не должен плакать.
Чонг шмыгнул носом.
– Я виноват перед вами. Я подумал…
– Что я – убийца, – закончил тот. – Надо сказать, ты не так уж далек от истины… Нет, Лангдарму убил не я, но…
– Говорите, – умоляюще проговорил Чонг.
– Но все равно я чувствую себя преступником. Я должен был защитить тебя – и не смог. Для того чтобы оправдать тебя и оправдаться самому, мне необходим был истинный убийца. А его, истинного убийцу, знал только один человек.
Юнгтун Шераб, мой бывший учитель.
Таши-Галла был облачен в длинное белое одеяние из тончайшей ткани, под которым угадывалось сильное, совсем не старческое тело. Кожа на лице и на руках была чистая и гладкая – ужасные раны и рубцы от ожогов остались в той жизни, оборвавшейся на развалинах дома…
…Он уже умирал, этот дом. Он корчился в огне и стонал, совсем как смертельно раненный человек – наверное, дому было очень больно. Оглушительно трещала крыша, готовая вот-вот рухнуть, трещал пол под ногами, тошнотворно пахло горелой плотью – Таши-Галла не сразу понял, что этот запах исходит от него самого. Он сумел вывести боль из тела, сузить ее до размеров булавочной головки и удержать снаружи – это было сравнительно просто. Гораздо проще, чем избавиться от запаха горелого.
Таши-Галла тоже умирал – вместе с домом. Против него была многочисленная, прекрасно обученная охрана, против него были деревянные воины, которых Юнгтун Шераб оживил с помощью колдовства – последнего своего колдовства, он не пожалел на это сил… Теперь все они – люди и манекены – были позади и были мертвы. Однако ни один из них не ушел просто так, не нанеся урона противнику. Они были хорошими бойцами.
– А ведь ты пришел не только за Шаром, – заметил Юнгтун Шераб, поигрывая прутом и прикидывая, с какой стороны лучше ударить. Ударить можно было с любой стороны: Таши-Галла едва стоял, тяжело опираясь на меч, как на посох. – Ты хочешь узнать, кто убил короля Лангдарму, верно? Ты еще надеешься спасти своего выкормыша, который сейчас гниет в тюрьме…
Новый выпад. Таши-Галла уклонился, немыслимо скрутив корпус, но недостаточно быстро: прут чиркнул по боку, оставив рваную полосу, которая тут же начала набухать кровью. Таши-Галла даже не взглянул на нее: это была всего лишь еще одна рана, одна из многих.
Юнгтун Шераб рассмеялся: