— Молить вас о помощи?

— Если бы она попросила помощи, думаешь, я бы отказал ей?

Пруденс склонила голову и расправила юбку на коленях. Мак-Кей продолжил, его голос звучал бесстрастно.

— Наш брак был устроен родителями. Д'Артан послал ее сюда за несколько месяцев до церемонии, чтобы она могла познакомиться со мной и моей семьей. Она была почти совсем еще дитя; на маленьком лице светились огромные глаза. Мой отец уже был тяжело болен, но мать обожала ее.

— Как и вы. — Это было утверждением, а не вопросом.

Мак-Кей на свету рассматривал виски в своем бокале.

— Она так старалась скрыть свой страх. Она была нежной, храброй и веселой. И такой соблазнительной. Я решил, что будет лучше побыть вдали друг от друга до свадьбы. Я был в Греции, когда она была похищена. Родным потребовались месяцы, чтобы найти меня.

— Почему закон ничего не предпринял?

— Поскольку отец был болен, я сам был закон. Я находился в этой самой комнате, заряжал пистолеты, чтобы идти за ней, когда она постучала в дверь. Она пришла, чтобы сказать мне, что полюбила Брендана Керра; умолять, чтобы я не вмешивался; показать мне, что она носит ребенка — его ребенка.

— Что вы сделали?

— Что я мог сделать? Я едва не обезумел. Потом отпустил ее. Я позволил ей уйти обратно в ту туманную ночь. О, я видел ее после этого. На горе. В деревне. Но я всегда холодно обрывал ее, отворачивался. Я видел, как она закрывала лицо шалью… синяки на лодыжках, рубцы на запястьях…

Пруденс налила себе немного виски и выпила залпом. Приятное тепло разлилось по всему телу. Кошка запрыгнула на колени к Мак-Кею и поточила коготки о его юбку.

— Но даже тогда моя несчастная, уязвленная гордость не позволила признать, что она солгала мне. — Он слегка приподнял свой бокал. — Моя проклятая гордость.

Пруденс опустилась рядом с ним и положила руку ему на колено.

— Идемте со мной в Данкерк. Расскажите Себастьяну все, что только что рассказали мне. Он убежден, что вы покинули его мать. Что никогда даже не пытались помочь ей. Возможно, если вы расскажете ему, он поймет.

Мак-Кей печально взглянул на нее.

— Как могу я заставить его понять, если сам не понимаю? — Он покачал головой. — Нет, девочка. Уже слишком поздно для меня. Но не для тебя.

Он встал и тяжело подошел к большой конторке, захмелев от выпитого. Вытащив пергаментный сверток из ящика, Мак-Кей подал его Пруденс.

— Помилование парня. Его будут ждать в Лондоне через две недели, чтобы свидетельствовать против его деда перед Палатой Лордов.

Пруденс осторожно коснулась бумаги, словно могла обжечься.

— Я хотела, чтобы вы утаили это, — призналась она. — Но Себастьян был так долго лишен свободы. Сегодня я отдам ему его помилование. Даже если он предпочтет избавиться от меня, по крайней мере, он будет свободен.

Мак-Кей обхватил ее щеку дрожащей рукой. Пруденс не смотрела в зеркало с тех пор, как покинула Эдинбург. Она не имела представления о своем собственном перевоплощении под дикой, любящей лаской Себастьяна и гор. Ее волосы свободно и мягко ниспадали по спине. От влажного, туманного воздуха и физического труда на бледной коже лица появился здоровый румянец и, ее красота стала безупречной. Ветер придавал яркий блеск ее фиалковым глазам.

— Он — счастливый человек, — тихо сказал Мак-Кей. — Ты наконец стала такой красивой, какой ты должна быть, чего так боялась твоя тетя.

Пруденс сняла кошачий волос с его пледа. Ей больно было оставлять его одного, терзаемого виной и сожалениями. Ей хотелось поделиться с ним надеждой, поселившейся в ее сердце; радостью, живущей в ней, несмотря на страх.

Под вопросительным взглядом Мак-Кея она подошла к конторке, окунула перо в чернила и что-то написала на карточке. Затем вложила эту карточку ему в руку, привстала на цыпочки и с видом заговорщика что-то тихо прошептала ему на ухо.

Суровое лицо Мак-Кея осветила улыбка.

— Прекрасная мысль, девочка. Я завтра же пошлю за своей швеей.

Пруденс запрятала помилование себе в шаль.

Мак-Кей взял кошку на руки и последовал за ней к двери. У самого выхода девушка остановилась.

— Скажите мне, лаэрд Мак-Кей, — спросила она серьезно, — вы просили моей руки, чтобы спасти Себастьяна, или вы, действительно, хотели на мне жениться?

Серо-зеленые глаза кошки, не мигая, оглядывали Пруденс. Мак-Кей склонил голову.

— У Беллы и у меня нашлось бы для тебя место в наших сердцах, если бы ты захотела остаться.

Пруденс благодарно сжала его руку и побежала через лужайку. Мак-Кей печально смотрел ей вслед, пока она не скрылась среди деревьев, затем спрятал лицо в мягком мехе Беллы.

Пруденс неслась через лес, опасаясь затеряться во мраке. Редкие пятна лунного света дрожали на земле, освещая камни и раскидистый папоротник. Толстая полевка выскочила у нее из-под ног и, испуганно пискнув, юркнула в норку среди камней.

Пот застилал глаза; от быстрого бега прерывалось дыхание, но с каждым шагом крепла надежда на счастливый исход дела для Себастьяна.

Пруденс прижала его помилование к груди. Радость сделала ее неосторожной. Она споткнулась о корень и упала на живот, но еще крепче прижала к себе драгоценную бумагу. Девушка поднялась на ноги и продолжила свой стремительный бег.

Она выскочила из леса на луг. Полная луна посеребрила траву. Рыжий олень поднял голову от журчащего потока, роняя с морды капли воды. Спокойным взглядом влажных карих глаз грациозное животное проводило обезумевшую от счастья Пруденс, стремительно пробежавшую по лугу.

Крупные звезды усыпали чернильное покрывало неба ледяными осколками. Они казались такими близкими, что Пруденс могла бы поклясться, что без труда дотянется до них рукой и зачерпнет горсть. Туман холодил ее кожу своим влажным прикосновением. Даже он сейчас казался ей приветливым. Она шла домой. Домой в Данкерк. Домой к Себастьяну.

Пруденс вбежала во двор и резко остановилась. Ледяной ужас участил ее пульс и замедлил дыхание.

Одинокий свет горел в окне башни. Он резко выделялся на фоне кромешной темноты, нарушая гармонию ночи.

Пруденс нетвердо шагнула вперед, затем снова остановилась, покачнувшись на краю уродливой дыры в земле, где когда-то был зарыт сундук Себастьяна.

Обтянутый кожей сундук лежал на земле, словно раненое животное. Лезвием лопаты были сбиты петли и расколота крышка. Железный замок был выворочен одним яростным ударом или точным пистолетным выстрелом. Пруденс понимала, что если у нее осталась хоть капля разума, ей следовало бы повернуться и бежать, бежать, не останавливаясь, до самой Англии.

Но что-то удерживало ее. Глядя вверх на башню, она сделала один шаг, затем другой, загипнотизированная холодным свечением башенного окна. Он осквернял темноту, портил бархатную красоту ночи, сжигал ее надежду дотла.