Он посмотрел на меня ошалело.

— Но, ваша светлость… что не так? Такие были, во многих документах упоминаются…

— Пропаганда, — ответил я уверенно. — Я знаю, как-то пытались построить… дескать, у древних же были, вот и мы запросто. Ни фига! Такими веслами даже шевельнуть не смогли, не то чтобы грести… Нет, дорогой мастер Рульф, ищите новое не в старинной мудрости якобы великих древних.

Он кое-как свернул свой великолепный рисунок, прямо Леонардо да Винчи, у которого все было гладко на бумаге, но ничто не работало, и ушел, ухитрившись дважды промахнуться мимо двери.

Барон Альбрехт покрутил головой.

— Гм… честно говоря, я тоже бы уверен, что таран — это мощь… Но почему не получится? Когда я с копьем наперевес иду на таранный удар, я же не рассыпаюсь?

— У вас все тело амортизирует, — сообщил я. — Каравеллы, как и все корабли этого типа, постоянно требуют ремонта! Их расшатывают не только штормы и бури, но любой переход по морю. Команда постоянно чинит, шпаклюет, затыкает дыры, откачивает проникающую в трюмы воду, даже обвязывают канатами корпус и стягивают узлами, чтобы не развалился на ходу. А первый же таранный удар… ну, представьте себе, ну!

Судя по их лицам, представляют, сэр Жерар побледнел даже, а барон поморщился.

— Хотя, — сказал я вдруг, — в чем-то вы правы…

Барон спросил в удивлении:

— Вернуть?

Я покачал головой.

— Нет, просто я поступил неправильно. Как честный и благородный рыцарь, а не политик. А правильнее было бы поддержать мастера Рульфа с его идеями насчет бирем и трирем, катапульт на палубах, суперогромных кораблей, таранов… а потом, в чем-то обвинив, заставить убежать к нашим противникам.

Оба раскрыли рты.

— Зачем? — спросил барон, как более близкий ко мне человек, хотя при мне в личных секретарях сэр Жерар.

— Такая акция, — пояснил я, — принесла бы больше выгоды, чем даже создание огромной армии! Побудить противника строить корабли, что не смогут двигаться, или те, что развалятся на первой же волне — разве это не победа?

На лице сэра Жерара отразилось отвращение, даже барон нахмурился.

— Вот-вот, — сказал я уныло, — даже вы, мои друзья и союзники, не понимаете блистательного хода замечательного политика! Это я о себе, если никак не поймете. Да, это нечестно, подло, гадко, недостойно христианского государя, ну и что? Эх, как еще далеко до просвещенного времени, когда удар в спину или простая подножка перестанут казаться верхом коварства и цинизма!

Сэр Жерар заглянул в полуоткрытую дверь вполглаза, уже хотел было попятиться, сюзерен державно склонился над столом с развернутыми чертежами и картами, но я почти все время так корячусь, рискнул сообщить:

— Там дожидается аудиенции леди Сильвиния.

— Какая еще Сильвиния? — спросил я раздраженно. — Гони в шею… Постой, это же та, которой сэр Макс уступил пожалованные мною земли?..

Он ответил уважительно:

— Ох у вас и память, мой лорд!

— Да уж, — буркнул я, — хочешь что-то забыть, а оно так и прыгает перед глазами, напоминает, каким дураком был… Ладно, зови.

— Прямо сейчас?

— Щас и зови, — ответил я, — все равно раз свинья перебила Отче Наш, пусть сама и молится!

Он исчез, минуту спустя за дверью простучали каблучки, в комнату вошла в голубом платье с волочащимся по ковру подолом молодая женщина с пышной копной золотых волос, перехваченной широкой голубой лентой, а еще золото волос падает на плечи и струится по прямой спине. Лицо серьезное, бледное, глаза огромные и загадочные, алый рот плотно сжат.

Она присела в низком поклоне и осталась так, пока я тупо рассматривал ее и пытался понять, что же ей надо, не попытается ли как-то заняться привычным женским делом охмурения.

— Леди Сильвиния, — произнес я наконец.

— Ваша светлость, — прошелестела она, не поднимая взгляда.

Я выждал еще несколько секунд, удостоверяясь, что ведет себя, как покорнейшая из подданных, хотя когда-то пыталась убить меня и дерзко заявляла, что ни за что не покорится моей гнусной власти захватчика и узурпатора.

— Что привело вас к нам, леди? — спросил я.

Она подняла на меня взгляд, а когда я небрежно шевельнул кистью руки, позволяя встать, поднялась и произнесла тихим и непривычно для нее послушным голосом:

— Ваша светлость, ваш священник весьма доволен добычей железа в рудниках на моей земле. Плавильные мастерские загружены так, что работают и ночью, пришлось построить новые…

Я поморщился.

— Вы прибыли, чтобы похвастаться?

Она вскрикнула торопливо:

— Нет-нет! Я только хотела сказать, что все идет прекрасно, я платила налоги на общих основаниях, обустраивала замок, земли, развивала ремесленничество, как вы и потребовали, так что у вас нет повода гневаться…

— Ну, дальше.

— Однако я прибыла, чтобы отказаться от этих земель, и хочу подписать необходимые бумаги.

Робость ушла из ее голоса, и бледное лицо вспыхнуло жизнью, зато я впал в ступор и некоторое время смотрел бараньим взглядом и старался понять, где прячется подвох.

— Леди Сильвиния Безансонская, — произнес я медленно, — урожденная Блуа, из рода Сен-Тристан, единственная законная наследница земель, замка… еще чего-то, что подло и вероломно отнял у вашего деда коварный Калигурдий…

— Кунигундий, — поправила она и сказала торопливо: — Простите, ваша светлость! Все так. У вас потрясающая память.

— М-да, — согласился я, — она меня то и дело потрясает так, что зубы стучат. Что произошло? Перестали справляться?

— Справляюсь, — ответила она. — Но вы тогда сказали, что нарочито делаю вид, не замечая той жертвы, которую принес ваш великолепный военачальник, чистейшая душа на свете, Максимилиан фон Брандесгерт! И что он, отказавшись в мою пользу от замка и земель, повел себя как настоящий рыцарь…

Я буркнул:

— Ну? И чё?

— Мне уже тогда было очень стыдно, — прошептала она. — Наверное, надо было сразу отказаться в его пользу! Но я так долго мечтала, видела во сне и в грезах, что именно я восстановлю попранную справедливость, верну замок и земли… я просто даже не подумала, что этот Максимилиан… какое прекрасное имя… так бесподобно благороден и великодушен… о нем будут слагать песни, а я… я своим поступком запятнана…

Я сказал чуть теплее:

— Я вам сказал тогда и повторю сейчас, вы поступили правильно, как любой рассудительный человек. Все, что плывет в руки, надо хапать. Сперва хапать, а потом смотреть, что хапанули, не испачкало ли… Так что все в порядке. Не терзайтесь, вы нормальная женщина.