– Заткнись, гнида!

В сопровождении Мамикона в просторном вестибюле появился доктор математических наук Давид Славикович Абрамян – белый как мел, безумные глаза, пистолет Стечкина в подрагивающей руке.

– Это он твоего сына опустил, – сказал Армен, показывая на голого Асима Пашаева.

Абрамян вскинул пистолет.

– Умри!!!

Первая пуля попала Пашаеву в живот, тот согнулся и завизжал, как свинья, которую режут, вторая и третья пуля прошли мимо. Армянские боевики бросились в стороны, потому что Абрамян стрелял куда попало, и пули могли попасть в кого угодно. Руководитель землячества, голый как есть, бросился к двери на четвереньках – довольно резво, но очередь из «узи» догнала его, и он свалился на пол, оплывая кровью. Семнадцатая из пуль, выпущенных Абрамяном, попала в ногу бывшему бакинскому еврею – и тот упал на пол, что-то причитая на идиш.

Абрамян жал на спуск до тех пор, пока в магазине были патроны – и когда затвор отошел назад и пистолет уже не стрелял – он все равно нажимал на спуск и кричал что-то на не знакомом никому языке.

Командир боевиков достал пистолет и выстрелил в голову ювелиру, а потом слабо трепыхающемуся на полу бородатому. Они получили свое сполна.

Еще двое вывели из подвала Вадима, он был в шоке и ничего не соображал, смотрел на все происходящее выпученными глазами, и в них плескалось ядовитое, мутное, как нефть, безумие. Ему дали какую-то одежду, какую нашли.

Армен подошел к доктору наук Абрамяну, осторожно отобрал у него пистолет – руки у него были в перчатках.

– Уведи своего сына отсюда, брат... – сказал он Абрамяну. – Нечего ему тут делать.

Абрамян заплакал. Навзрыд, как баба.

– Все, все... Мамикон, уведи их. Помогите ему.

Когда их увели, Армен недовольно покачал головой. Все, что он делал, ему не нравилось, с азерами он разобрался, это да, но... все равно это было грязно и подло. И необходимо. Нужно было помнить то, что все это – он делает ради Армении.

– Что?

– Сфотографируйте здесь все, – Армен передал пистолет Абрамяна назад и, его тотчас же аккуратно положили в пакет для улик, – и поджигайте. Уходим.

– А эти... Еврей... там две б... наверху. И пацан этот, которого...

Все это – он делает ради Армении.

– Свидетелей не оставлять.

* * *

Когда примерно через час прибыли пожарные – сделать было ничего нельзя, дом горел как свеча, подожженный во многих местах с помощью спирта. Потом прибыла милиция – и опухшим с новогоднего похмелья ментам открылась поистине страшная картина – в доме было два с лишним десятка обгорелых трупов.

Вызвали прокуратуру, та прибыла на место, составила первичный материал настолько хорошо, насколько позволяло похмельное состояние следователей. Но дело так и не возбудили, несмотря на то что пожарные нашли как минимум два тела с явными признаками смерти от огнестрельных ранений. По столь же странному стечению обстоятельств о произошедшем не сообщил ни один телевизионный канал, ни одна газета.

Пашаева похоронить до захода солнца не удалось, сначала ждали детей, потом тело почему-то не выдавали из морга. Выдали только на тринадцатый день, что весьма символично. Наконец его увезли хоронить к себе на родину, в закрытом гробу, Пашаев был миллиардером – но детям достались крохи, едва ли не десятая часть того, что у него было.