Кому? Он мог бы довериться Деларе. Она бы пришла. Но она — женщина. Она может не спра­виться с тем, что он собирается поручить...

Быть может, надо позвать Алекпера, сына Президента? Нет, тот может неправильно все по­нять... Самед бы понял, хотя он ему, Рагиму, враг. Но Самед далеко, в Москве.

— Рустам... _ тихо сказал Мансуров. — Позо­ви... моего брата, Рустама...

Охранник тут же стал набирать номер на со­товом. Жена Рагима в последнее время не балует супруга своими посещениями. Стала по телефону осведомляться о его самочувствии. Вот и сегодня позвонила и сослалась на занятость... Такие жен­щины всегда чем-то очень заняты.

— Алло, — послышался в трубке недовольный голос младшего брата. Этот посещает госпиталь еще реже... Впрочем, какой здесь от него толк? Здесь неплохие врачи, замечательный уход.

— Тебя зовет старший брат, — сказал охран­ник.

— Он очнулся? — слегка оживился Рустам.

— Именно так. Просит, чтобы ты пришел к нему. И немедленно.

Охранник покосился на Рагима Мансурова. Тот лежал, прикрыв глаза, на его лице снова по­явилась печать страдания.

Вот лежит он, могущественный человек, а ни­кому и не нужен. Все очень заняты. Или думают, что он уже не воспрянет? Что его былое могуще­ство в прошлом? Зря так думают. Не такой чело­век Рагим Мансуров Рухолла-оглы...

— Я сейчас не могу, — сказал Рустам, потом в трубке послышался чей-то шепот, похоже деви­чий.

Ну ясно, братец не один, с какой-нибудь дев­чонкой... А тут отрывают, зовут к старшему брату.

— Чтобы через двадцать минут был здесь! — строго сказал охранник и снова покосился на старшего Мансурова. — Высылаю за тобой ма­шину.

— Ладно, — сказал Рустам и бросил трубку.

— Он... придет? — спросил Мансуров-стар­ший, и было видно, как трудно дался ему этот вопрос.

Нет, что-то есть в этих судах шариата, внуша­ющих почтение к родителям и старшим...

— Да, — ответил охранник.

— Надыр... Тебя Надыр зовут? — спросил Мансуров.

— Надыр в другую смену, меня зовут Фарид... — сказал охранник.

— Фарид... — Слова больного становились все более четкими, хотя говорить ему было по-преж­нему трудно. — Все, что говорится... ты должен про это молчать. И когда придет мой брат... он испорченный, избалованный, но он мой брат, говори с ним повежливее. И все, что услы­шишь, — это большая тайна. Ты знаешь, как я умею быть благодарным за верную службу?

— Да, — сказал Фарид. — Не беспокойтесь ни о чем. Вам лучше поменьше разговаривать. Сей­час придет врач.

— Что-то долго его нет...

— У них обход, вы же знаете, всегда в это время обход.

Мансуров ничего не ответил, только махнул рукой в сторону двери.

Фарид вышел. В коридоре оглянулся. В конце коридора суетились люди в белых халатах. Судя по всему, привезли тяжелобольного.

Фарид быстро набрал номер телефона.

— Он вызвал к себе младшего брата, — сказал он вполголоса. — Что-то хочет ему доверить... Что-то очень важное, так и передай...

И спешно отключил телефон.

...Рустам лежал, глядя в потолок, чувствуя, как раскалывается голова. Не хотелось никуда идти. После бессонной ночи было просто невмо­готу подняться и что-то предпринимать. Девуш­ка, лежащая рядом, тихо водила пальцем по его груди. Еще вчера это возбуждало его. Сегодня раздражало. Черт его дернул накуриться этой травки. Брат прав, с этим лучше не связываться.

Он с ненавистью взглянул на соседку по по­стели. Кажется, с Украины. До сих пор смотрит, разинув рот, на обстановку в его спальне. Вбила себе в голову, что он влюбился и собирается на ней жениться. Знала бы, какие женщины прохо­дили через эту спальню!

Когда-то здесь спал старший брат Рагим. Он все оставил ему, Рустамчику, когда переехал в новый дом.

— Тебя как зовут? — спросил он.

— Оксана... — протянула она и повернулась на спину. — Вчера ты помнил мое имя, когда уговаривал выйти за тебя. А сегодня забыл?

— Я? — приподнялся он на локте. — Разве я уговаривал?

Сейчас он ее наконец-то рассмотрел. Вытя­нувшийся подросток-худышка. В России за такую дали бы срок... Впрочем, срок ему там дали за другую. Сначала она согласилась, потом в пос­ледний момент чего-то испугалась. То ли что вер­нутся вот-вот родители, то ли еще чего. А ему кровь ударила в голову. Очень уж он ее хотел. Пышная, волоокая, с длинными волосами.

Разве можно сравнить ту и эту? Он и на той бы никогда не женился... Хотя тоже много чего ей наговорил, даже про свою вспыхнувшую лю­бовь. Кстати, как ее звали?

— Да не бойся, не пойду я за тебя никогда, — сказала Оксана. — Хоть мне можно, уже пятнад­цать исполнилось. Ты ведь из своего дома никуда не поедешь? И правильно. А мне у вас надоело. Сами без презервативов хотят и справку от вене­ролога требуют... Надоело. Вот скоплю еще чуток и уеду. В Москву. Там все предохраняются. Осо­бенно иностранцы- Хотя там убить могут за день­ги, девочки наши рассказывали...

— Может, хватит? — спросил он, чувствуя, как его наполняет темная злоба.

Она смолкла. Поднялась и, повернувшись к нему спиной, стала одеваться.

— Ты куда? — спросил он. — Сутки еще не прошли. Ты же за сутки берешь, а не за ночь.

— Утром я не люблю, — сказала она. — Утром вы все волосатые и злые... Плати за ночь, и я пойду.

Он смотрел, как она одевается. Одежда пло­хонькая. А вот тело классное. Ноги прямые, и грудь красивая.

— Я сейчас тоже пойду, — сказал он. — Ты же слышала, нужно к брату идти. Не сомневайся — я за сутки дам.

Она пожала плечами.

— Подожду, — сказала она устало. В зеркале напротив отражалось ее бледное личико с темны­ми кругами под глазами.

— Зачем ты давал мне эту гадость? — спроси­ла она. — Теперь башка трещит.

— Так это ты мне дала! — подскочил он.

Она закинула назад голову, вспоминая.

— А, ну все понятно! — сказала. — Не ты, конечно, друг твой приходил, тот, что с Раечкой ушел. Он и дал.

— Дадаш... — припомнил Рустам. — Его звали Дадаш?

— Может, и Дадаш, — сказала она и по-дет­ски засмеялась. — Чудное имя. Да? Дашь?

— Дам! — сказал он и полез к ней обниматься.

Она увернулась.

— Сказала же! Утром не люблю. Разве не ясно? Лучше собирайся. Тебя брат в больнице ждет.

— Слушай, вечером приходи, а? — попросил он.

Она пожала плечами, морщась от дыма. Кури­ла она неумело.

— Я тебе за сутки вперед заплачу, — сказал он. — Приходи, а то поговорить не с кем.