«То, что тебе представляется «слабостями», — думает Орито, — я называю сочувствием».

— Да, настоятельница, — экономка Сацуки сглатывает слезы. — Просто… они такие…

— Без приношения Даров, — Яиои словно читает по памяти, — реки феода Киога пересохнут, все саженцы увянут и все матери станут бесплодными…

До ночи побега и добровольного возвращения Орито посчитала бы эти слова презренно покорными. Сейчас она понимает — только вера в то, что продолжению жизни нужны их жертвы, дает им силы примиряться с необходимостью разлуки. Акушерка укачивает голодного сына Яиои Бинио:

— Твоя сестра закончила. Позволь матери немного передохнуть.

Настоятельница Изу напоминает: «Мы говорим «носительница», сестра Аибагава».

— Вы говорите настоятельница, — отвечает Орито, — но я — не «мы».

Садае высыпает угольные крошки в очаг: они вспыхивают и плюются огнем.

— Мы, — Орито встречает пристальный взгляд настоятельницы, — пришли к взаимопониманию, помните?

«Наш Владыка-настоятель, — читается во взгляде настоятельницы, — еще скажет последнее слово».

— До этого дня, — Орито не отводит глаз и повторяет, — я — не «мы».

Лицо Бинио влажное, розовое, бархатное; оно морщится долгим пронзительным криком.

— Сестра? — Яиои получает сына, чтобы последний раз покормить его грудью.

Акушерка разглядывает воспаленный сосок Яиои.

— Гораздо лучше, — говорит Яиои подруге. — Пустырник помог.

Орито вспоминает об Отане из Курозане, которая, без сомнений, прислала эту траву, и раздумывает: удастся ли ей настоять на встрече с травницей раз в году? Самая новая сестра все еще остается в храме низшей по рангу, но решение вернуться, принятое на мосту Тодороки, и успешные роды двойняшек Яиои подняли ее статус во многих глазах. За ней признали право отказываться от лекарства Сузаку, ей разрешили трижды в день гулять по крепостной стене храма, и учитель Генму согласился с тем, что Богиня не выберет Орито для одаривания, если Орито будет молчать о подложных письмах. Цена соглашения высока: мелкие стычки с настоятельницей случаются каждый день, и Владыка-настоятель Эномото может отнять у нее все льготы… «Но это битва, — думает Орито, — за будущее».

Асагао появляется в двери:

— Итет уситель Сусаку.

Орито смотрит на Яиои, которая изо всех сил старается не заплакать.

— Спасибо, Асагао, — настоятельница Изу поднимается с легкостью девочки.

Садае поправляет узел платка, повязанного на деформированной голове.

С уходом настоятельницы разговор в комнате становится намного свободнее.

— Успокойся, — говорит Яиои вопящему Бинио. — У меня их две. На, обжора…

Бинио, наконец, находит материнский сосок и начинает сосать.

Экономка Сацуки разглядывает лицо Шинобу.

— Полный, счастливый животик.

— Тяжелые, плохо пахнущие пеленки, — говорит Орито. — Позволь мне, прежде чем она заснет.

— О — о, позволь мне, — экономка кладет Шинобу на спину. — Невелик труд.

Орито уступает женщине постарше право подготовить ребенка к печальному расставанию.

— Я принесу теплой воды.

— Подумать только, — удивляется Садае, — какими букашками были Дары всего лишь неделю тому назад!

— Мы должны благодарить сестру Аибагаву, — говорит Яиои, перекладывая сосущего Бинио, — что они столь быстро стали такими крепкими.

— Мы должны благодарить ее, — добавляет экономка Сацуки, — что они вообще родились.

Нежная, как цветок, ручонка десятидневного мальчика разжимается и сжимается.

— Это благодаря твоей выносливости, — Орито отвечает Яиои, смешивая горячую воду из котелка с холодной водой в горшке, — твоему молоку и твоей материнской любви. «Не говори о любви, — предупреждает она себя, — сегодня не говори». — Дети хотят рождаться, а акушерки только помогают им в этом.

— Ты думаешь, — спрашивает Садае, — «дарителем» двойняшек мог быть учитель Чимеи?

— Этот, — Яиои гладит голову Бинио, — недовольный толстяк, а Чимеи — сухой.

— Тогда учитель Сеирю, — шепчет экономка Сацуки. — Он превращается в короля — гоблина, когда выходит из себя.

В обычный день женщины улыбнулись бы.

— Глаза Шинобу — чан, — говорит Садае, — напоминают мне бедного аколита Джирицу.

— Мне кажется, они — его, — отвечает Яиои. — Он мне опять снился.

— Странно думать, что аколит Джирицу похоронен, — замечает Сацуки, расправляя запачканные пеленки, в которых лежала девочка, — а жизнь его Дара только начинается. — Экономка вытирает едко пахнущую жижу с тельца девочки выцветшей тряпкой. — Странно и горько. — Она промывает попку младенца теплой водой. — Может, у Шинобу один даритель, а у Бинио — другой?

— Нет, — Орито вспоминает голландские тексты. — У двойняшек — один отец.

Учитель Сузаку входит в келью.

— Доброе утро, сестры.

Сестры отвечают Сузаку хором:

— Доброе утро.

Орито чуть склоняет голову.

— Хорошая погода для нашего первого Дара в этом году! Как наши Дары?

— Два кормления ночью, учитель, — отвечает Яиои, — и еще одно сейчас.

— Превосходно. Я дам каждому по капельке «Сна». Они не проснутся до самого Курозане, где две кормилицы уже дожидаются их в гостинице. Одна из них относила Дар сестры Хацуне в Ниигату два года тому назад. Малыши попадут в надежные руки.

— У учителя, — говорит настоятельница Изу, — есть замечательная новость, сестра Яиои.

Сузаку улыбается, показывая острые зубы.

— Твои Дары будут воспитываться вместе в буддийском храме у Хофу бездетным священником и его женой.

— Подумать только! — восклицает Садае. — Маленький Бинио — сын священника!

— Они получат прекрасное образование, — добавляет настоятельница, — как дети храма.

— Они будут вместе, — добавляет Сацуки. — Родная кровь рядом — лучше не бывает.

— Я искренне благодарю, — голос Яиои лишен эмоций, — владыку — настоятеля.

— Ты сможешь поблагодарить его сама, сестра, — говорит настоятельница Изу, и Орито, которая обмывала Шинобу, вскидывает на нее глаза. — Владыка-настоятель должен прибыть завтра или днем позже.

Страх заползает в Орито.

— Я тоже, — лжет она, — с нетерпением жду возможности поговорить с ним.

Во взгляде настоятельницы Изу читается торжество победительницы.

Бинио, наевшись, сосет все медленнее. Яиои гладит его губы, чтобы он не останавливался.

Сацуки и Садае заканчивают заворачивать девочку. Она готова к путешествию.