в руку. Тот повалился на бок и растянулся на полу, утирая лицо рукавом куртки.

Туаки, как кошка, вскочил на ноги. Лицо его исказилось от бешенства, кулаки сжимались, из ранки на левой скуле текла кровь.

— Ах ты, сволочь ты такая! — задыхался Туаки. — Да я убью его, убью-у!..

— Спокойно, Туаки, — сказал Мико, хватая его.

Удержать Туаки оказалось не так-то просто: он рвался из рук, как взбесившийся жеребец. Микиль подошел и тоже положил свою огромную руку ему на плечо.

— Ну-ну, Туаки, угомонись! — сказал он. — Угомонись!

— Пустите меня! Пустите! — бушевал Туаки, выдираясь. — Господи, да пустите вы меня, вот я его сейчас!

— Туаки, да ну же, Туаки, — успокаивал его отец.

— Ну ладно, вставай, сукин сын, — сказал шкипер, нагибаясь над помощником и поднимая его на ноги. — Ты чего это выдумал? Хочешь, чтобы нас всех тут поубивали, что ли?

— Да отстань ты! — крикнул помощник, вырывая руку и протирая глаза, которые все еще жег едкий портер.

— Спьяну это он все, — сказал шкипер, обращаясь к остальным. — Пить не умеет.

— Ладно, — сказал Туаки, — я уже ничего.

Они отпустили его.

Воинственный пыл у всех прошел. Да и какой там пыл! Вот встретить бы этих людей лицом к лицу, когда те гонялись за ними там, в море, наверно, тогда взыграла бы у них горячая кровь. А сейчас что? Да и как бы там ни было, а вид разбитой бутылки, опускающейся на лицо Туаки, охладил их. Охладило это даже самого Туаки.

— Если я тебя еще раз увижу у нас в городе, — сказал он, обращаясь к помощнику, — не жить тебе! Это я, как перед Богом, говорю. И если еще кто-нибудь из вас появится в этом городе, тоже хорошего не ждите!

— Ну ладно, хватит! — сказал Мико. — Пошли!

Он рад был уйти. Ведь втянул их в эту историю отчасти он сам. Тральщик-то в порту он заметил. Если бы не он, никто бы и не подумал доводить это дело до конца. Поговорили бы, поговорили, да и успокоились. Ведь так и так дело ничем не кончилось. Ну а вот если бы разбитая бутылка попала по назначению, раз и навсегда кончились бы его надежды на счастье. Он прекрасно сознавал это сейчас. «Так чем же мне это не знак? Случись это всего лишь год назад, Туаки обязательно остался бы без глаз. Но ведь не случилось же! И не он предотвратил несчастье, хоть и пришли они туда по его вине».

Выйдя за дверь, они остановились и посмотрели друг на друга.

— Погодите! Что ж это мы в самом деле? — сказал Туаки, стирая с лица кровь какой-то тряпкой, и повернул обратно в пивную.

— Не надо, Туаки, — сказал Мико, удерживая его. — Брось!

Туаки озверел.

— Да что мы за народ, в самом деле? — кричал он. — Они тут черт знает что вытворяют и плюют нам в рожу, а мы только утираться будем, будто это так, ерунда? Да они же теперь до конца своих дней над нами смеяться будут. Да они же теперь по всем портам разнесут басню про простачков из Кладдаха! Что, думаете, не разнесут?

— Эх, Туаки! — сказал его отец. — Ну подерешься ты, ну и что? Кому это нужно? Ты вот затеял драку, и, если бы не тот человек, дай ему Бог здоровья, да не милость Божья, лежал бы ты сейчас в больнице с выколотыми глазами. Брось ты, ради Бога. Заявим на них в полицию, и пусть там разбираются.

— К черту полицию! — сказал Большой Микиль. — Раз у нас даже фотографий их нет, так ничего из этого и не выйдет. Пошли-ка лучше по домам, и дело с концом.

Он широко зашагал в сторону порта, отец Туаки пошел за ним.

Мико стоял и смотрел им вслед, и, несмотря на то что вся эта история была отвратительна, его вдруг обуяла радость. Он смотрел, как ветер метет мусор в порту, гонит перед собой, будто гигантская, невидимая глазу метла, клочки соломы и сена из канавы и обрывки грязной бумаги. Даже спокойная вода дока всколыхнулась под напором крепчавшего ветра, словно та же метла прошлась и по ее поверхности. За воротами дока, туда дальше, бесновалось море. Видно было, как волны перекатываются через остров, на котором стоял маяк. Низко нависли тяжелые тучи. Небо темнело, и вдалеке на флагштоке поднялся черный флаг — сигнал бури.

«Я это сделаю сегодня же, — подумал он. — Я это сделаю сегодня вечером, и дело с концом».

— Ты чего это стоишь и ухмыляешься, как дурак? — озабоченно спросил Туаки.

Мико обнял его за плечи.

— Туаки, — сказал он, — я сейчас самый счастливый человек во всей Ирландии. И знаешь почему?

— Почему? — спросил Туаки.

— Потому, что этот сукин сын промазал и не попал в тебя бутылкой, — сказал Мико. — Слушай, Туаки, если бы он покалечил тебя, я не знаю, что б я сделал. Я б убил его.

— И никого бы ты не убил, — возразил Туаки. — Потому что я бы его сам первый убил.

— Слава Богу, никому никого убивать не пришлось, — сказал Мико. — Этому-то я и радуюсь. Ну, теперь пошли! Я иду домой. Мне нужно еще кое-что сделать.

Он пересек улицу и быстро зашагал мимо таможенного склада, около которого стоял английский тральщик.

— Ты бы потише, а? — сказал Туаки, с трудом поспевавший за ним. — Чего это на тебя нашло, Мико? Кто тебя гонит?

— Черт меня гонит, — ответил Мико, не поворачиваясь.

— Вот тебе! — сказал Туаки и плюнул в английский тральщик, когда они проходили мимо. — Чтоб ты потонул поскорее!

Двое пожилых рыбаков с нетерпением поджидали их.

— Вы где это запропастились? Где запропастились-то?

У пристани стоял дед.

— Ага! — издевался он. — Тоже морячки. Дунуло на них чуть-чуть, а они сразу домой бежать!

— Ветер уж больно поганый, отец, — сказал Большой Микиль. — Большого ненастья с таким ветром можно ждать.

— Чудо еще, — сказал дед, — что у вас мозгов хватило вовремя воротиться.

Они выгрузили из лодки все, что