– Детектив Лэмкин, каков был возрастной диапазон работавших в недвижимости женщин, ставших жертвами этого насильника?

– Это были уже опытные, признанные профессионалы, сделавшие успешную карьеру в бизнесе. У всех возраст выше, чем обычный средний возраст жертв насилия. Насколько я помню, самой молодой было двадцать девять лет, а самой старшей – пятьдесят девять.

– То есть женщина пятидесяти четырех лет входила бы в возрастной диапазон, привлекавший насильника, я правильно понял?

– Да.

– Могли бы вы сообщить жюри, когда произошли первое из зафиксированных нападений и последнее?

– Да. Первое случилось 1 октября 2000 года, а последнее – 13 июля 2001-го.

– Таким образом, 9 июня 2001 года вполне соответствует периоду времени, в котором орудовал насильник, избравший своей целью женщин-риелторов?

– Да.

– В ходе ваших расследований вы пришли к предположению или уверенности, что имелось более пяти случаев изнасилования, совершенных этим субъектом?

Минтон заявил возражение, поскольку вопрос носит умозрительный характер. Судья поддержала его протест, но это не имело значения. Вопрос сам по себе имел значимый характер, и то, что присяжные увидели, что прокурор скрывает от них ответ, уже являлось выигрышем.

Минтон удивил меня на перекрестном допросе. Он в достаточной степени оправился после своей оплошности с Виндзор и обрушил на Лэмкина три веских вопроса, ответы на которые были благоприятны для обвинения.

– Детектив Лэмкин, скажите, оперативная группа, расследовавшая данную серию преступлений, обнародовала какие-либо предостережения для женщин, работающих в сфере недвижимости?

– Да. По следам двух происшествий мы разослали целевые листовки-предостережения. В первый раз они были адресованы всем лицензированным риелторским фирмам в районе, а следующая рассылка пошла всем лицензированным брокерам-риелторам лично: и мужчинам, и женщинам.

– Рассылки содержали информацию с описанием насильника и его методов?

– Да.

– Если кто-нибудь захотел бы сфабриковать историю о том, будто подвергся нападению этого самого насильника, то рассылки обеспечили бы его всей необходимой информацией, включая методы, которыми насильник пользовался?

– Да, такая вероятность существовала.

– У меня все, ваша честь.

Минтон сел, гордый собой, и когда у меня тоже не оказалось больше вопросов, Лэмкина отпустили. Я попросил у судьи несколько минут, чтобы посовещаться со своим клиентом, и наклонился поближе к Руле.

– Ну вот и все, – произнес я. – Теперь у нас остались лишь вы. Если только нет чего-нибудь такого, что вы от меня утаили, вы чисты и Минтон мало что может с вами поделать. Вы будете в безопасности на свидетельской трибуне, если не дадите себя расколоть. Вы по-прежнему хладнокровны?

Руле с самого начала повторял, что будет давать показания как свидетель защиты и опровергнет предъявленные обвинения. За ленчем он снова подтвердил свое желание, требуя, чтобы ему предоставили такую возможность. Я всегда осознавал риск, связанный с предоставлением клиенту возможности давать свидетельские показания. Это палка о двух концах. Все, что обвиняемый говорит, может быть обращено против него же, если обвинение сумеет истолковать это в свою пользу. Но я также знал, что какие бы предупреждения ни получали присяжные в отношении права обвиняемого хранить молчание, им всегда хочется услышать, как он уверяет, что, дескать, ничего подобного не совершал. И если лишить присяжных этого лакомства, они могут затаить на тебя злобу.

– Я хочу это сделать, – прошептал Руле. – Я справлюсь с прокурором.

Тогда я отодвинул назад свой стул и поднялся.

– Защита вызывает Льюиса Росса Руле, ваша честь.

Льюис Руле быстрым шагом двинулся к свидетельской трибуне, как баскетболист, извлеченный со скамьи запасных и отправленный к столу судьи-секретаря, чтобы, отметившись, влиться в игру. Он даже внешне – осанкой, позой, движениями – производил впечатление человека, горящего нетерпением получить возможность защитить себя. Он сознавал, что его настрой не пройдет незамеченным для жюри.

Покончив с необходимыми вступлениями, я приступил к существу дела. Отвечая на мои вопросы, Руле открыто признал, что пошел в бар «Морган» вечером 6 марта в поисках женской компании. Он не утверждал, что стремился получить услуги именно проститутки, но был не против и такой возможности.

– Мне и прежде доводилось бывать с женщиной, которой надо платить, – сказал он, – поэтому я ничего не имел против.

Он показал, что специально не стремился установить зрительный контакт с Реджиной Кампо, пока она сама не подошла к нему, когда он сидел за стойкой. Он заявил, что именно она была инициатором, но в тот момент это его не обеспокоило. Заигрывание было ни к чему не обязывающим. Кампо сообщила, что освободится после десяти и он может зайти.

Руле описал усилия, предпринятые им в течение следующего часа в «Моргане», а затем в «Фонарщике» с целью найти женщину, которой не пришлось бы платить, но сказал, что ему это не удалось. Затем он поехал по адресу, который дала ему Кампо, и постучал к ней в дверь.

– Кто открыл вам на стук?

– Она сама. Приоткрыла дверь и посмотрела на меня в образовавшийся просвет.

– Вы говорите о Реджине Кампо? Женщине, что давала показания сегодня утром?

– Да, совершенно верно.

– Через створ открытой двери вам было видно ее лицо?

– Нет. Она приоткрыла дверь, и в эту щель я не мог видеть ее лицо целиком. Только левый глаз и небольшую часть лица с той же стороны.

– Как именно была открыта дверь? Через эту щель вы могли видеть лицо женщины с правой или с левой стороны?

– Если смотреть от меня, дверная щель находилась справа.

– Итак, давайте еще раз убедимся, что мы полностью это прояснили. Щелка приоткрытой двери была от вас справа, правильно?

– Да.

– Таким образом, если она стояла за дверью и смотрела в щель, она должна была смотреть на вас левым глазом?

– Совершенно верно.

– Вы видели ее правый глаз?

– Нет.

– В таком случае, если бы она имела синяк, или порез, или иное повреждение на правой стороне лица, могли бы вы это заметить?

– Нет.

– О'кей. Что произошло дальше?

– Она увидела, что это я, и пригласила войти. Открыла дверь пошире, но по-прежнему стояла за ней.

– Вы могли ее видеть?

– Не полностью. Она использовала дверь как своего рода заслон.

– Что случилось дальше?

– Ну, там за дверью было что-то вроде тамбура или прихожей, и она указала мне на арочный проем в жилую комнату. Я направился, куда женщина указала.