Я сделал это, подумал Хунапку, причем раньше, чем было задумано по плану. Даже если Кемаль и Дико потерпят неудачу, я прекращу практику человеческих жертвоприношений, объединю народы Мезоамерики и дам им достаточно развитую технику, чтобы они противостояли европейцам, когда бы они ни появились.

Но даже сейчас, поздравляя себя с победой, он почувствовал острую тоску по дому. Только бы Дико была жива, молча молил он. Пусть она выполнит свою миссию с Колумбом и сделает его связующим звеном между Европой и Америкой, которое навсегда предотвратит кровавую войну.

В испанском лагере было время ужина. Все офицеры и матросы собрались за столом, за исключением четырех часовых, которые охраняли форт и двух матросов, карауливших судно. Кристофоро и другие офицеры ели отдельно, однако пища у всех была одинаковая – в основном, доставленная индейцами.

Индейцы, однако, не прислуживали за столом. Матросы обслуживали себя сами, а офицерам подавали еду юнги. В связи с этим возникли немалые трудности. Все началось с того, что Чипа отказалась переводить индейцам приказания Пинсона.

– Они не слуги, – заявила она. – Они друзья. В ответ Пинсон набросился на Чипу, и стал ее бить. Когда Педро попытался помешать ему, тот повалил его на землю и задал и ему тоже хорошую трепку. По требованию главнокомандующего Пинсон охотно согласился извиниться перед Педро.

– Ему не следовало вмешиваться, но поскольку он ваш слуга, я извинюсь за то, что сам наказал его, а не предоставил это вам.

– Перед девушкой тоже, – потребовал Колон. На это Пинсон ответил плевками и добавил:

– Эта маленькая шлюха отказалась делать то, что ей приказали. Она вела себя вызывающе. Слуги не смеют так разговаривать с сеньорами.

Когда это Пинсон стал сеньором, подумал Педро. Но прикусил язык: это его не касается, пусть в этом разбирается главнокомандующий.

– Она не ваша служанка, – сказал Колон. Пинсон нагло рассмеялся.

– Все темнокожие – слуги от рождения, – ответил он.

– Если бы они были слугами от рождения, – сказал Колон, – вам не пришлось бы бить их, чтобы заставить повиноваться. Хорош храбрец, который бьет ребенка. О вашей смелости наверняка сложат песни.

Этого оказалось достаточно, чтобы заставить Пинсона замолчать – по крайней мере, на людях. И с тех пор не было ни одной попытки заставить индейцев выполнять роль слуг. Но Педро знал, что Пинсон не простил и не забыл издевку главнокомандующего, и унижения от того, что его вынудили отступиться. Педро даже уговаривал Чипу уйти.

– Уйти? – удивилась она. – Ты еще недостаточно хорошо говоришь на языке тайно, чтобы я могла уйти.

– Если что-то случится, – сказал ей Педро, – Пинсон убьет тебя. Я уверен, что убьет.

– Видящая во Тьме защитит меня, – возразила она.

– Видящей во Тьме здесь нет, – заметил Педро.

– Тогда ты защитишь меня.

– Да, у меня это так хорошо получилось, но – в этот раз.

Педро не сможет защитить ее, а она не хотела уходить. И это означало, что он будет теперь жить в постоянной тревоге, наблюдая, как мужчины смотрят на Чипу, как они шепчутся за спиной главнокомандующего, как они всячески дают понять Пинсону, что они на его стороне. Педро чувствовал, что в воздухе носится угроза неизбежного бунта. Не хватало только повода. Когда Педро пытался заговорить об этом с главнокомандующим, тот отказался его слушать, сказав только, что ему известно, как матросы относятся к Пинсону. Но они не посмеют восстать против королевской власти. Если бы только Педро смог поверить в это!

В тот вечер Педро руководил корабельными юнгами, обслуживавшими офицеров. Неведомые раньше фрукты стали уже привычными, и каждая трапеза превращалась в пир. Все выглядели теперь куда лучше, чем во время путешествия. Для постороннего взгляда отношения между главнокомандующим и Пинсоном были превосходными. Но, по мнению Педро, единственным, на кого мог рассчитывать Колон в случае бунта, был он сам, Сеговия, Арана, Гутьеррес, Эскобедо и Торрес. Иными словами – королевские офицеры и личный слуга главнокомандующего. Корабельные юнги, некоторые из судовых матросов в душе будут на стороне Колона, но не осмелятся противостоять большинству. Если на то пошло, то и королевские офицеры не питали личной преданности по отношению к самому Колону, они лишь будут защищать надлежащий порядок и законную власть. Да, если грянет беда. Колон окажется практически одиноким.

А что до Чипы, то с ней сразу же расправятся. Я лучше сам убью ее, думал Педро, чтобы не позволить Пинсону коснуться ее своими грязными руками. Я убью ее, а потом себя. А еще лучше, – почему бы не убить Пинсона? Раз уж я думаю об убийстве, почему бы не пронзить шпагой того, кого я ненавижу, вместо того, кого люблю?

Такие мрачные мысли бродили в голове Педро, когда он передавал Мартину Пинсону чащу с нарезанной дыней. Пинсон подмигнул ему и улыбнулся. Он знает, о чем я думаю, и смеется надо мной, понял Педро. Он знает, что мне известны его планы. И он также знает, что я бессилен.

Внезапно страшный взрыв расколол тишину вечера. Почти одновременно земля под ним закачалась, и сильный порыв ветра свалил Педро с ног. Он упал прямо на Пинсона, и тот сразу начал проклинать и бить его. Педро поспешно вскочил на ноги. Вскоре, однако, даже Пинсон понял, что Педро не виноват в случившемся. Взрыв повалил на землю множество матросов, и сейчас воздух был наполнен дымом и пеплом. Самое плотное облако висело над водой.

– “Пинта!” – закричал Пинсон. Его крик подхватили остальные, и сквозь сгущавшийся дым все бросились к воде.

"Пинта” уже догорала. От нее почти ничего не осталось.

Вечерний бриз постепенно разогнал дым, и они, наконец, обнаружили двух матросов, которые должны были находиться на вахте. Пинсон уже избивал их, нанося плашмя удары мечом, прежде чем двое матросов по приказу Колона оттащили его.

– Мой корабль! – кричал Пинсон. – Что вы сделали с моим кораблем?

– Если вы перестанете их избивать и кричать на них, – сказал Колон, – возможно, они объяснят нам, что случилось.

– Мое судно погибло, а они должны были охранять его! – кричал Пинсон, пытаясь вырваться из рук удерживавших его матросов.

– Это было мое судно, которое мне дали король и королева, – сказал Колон. – Вы можете взять себя в руки и вести, как подобает сеньору?

Пинсон яростно кивнул, и матросы отпустили его. Один из матросов, стоявших на вахте, по имени Раскон, и бывший совладелец “Пинты”, сказал:

– Мартин, мне очень жаль, но что мы могли сделать? Он заставил нас спуститься в шлюпку и грести к берегу, а затем укрыться за этой скалой. А потом судно взорвалось.

– Он? – спросил Колон, не обращая внимания на то, что Раскон докладывает Пинсону, а не ему, главнокомандующему.

– Человек, который это сделал.

– Где он сейчас? – спросил Колон.