тишина продолжалась, и она почувствовала себя неуютно в обществе негров.

Однажды, на третьей неделе их жизни в Брэмфорде, в четверть шестого вечера Розмари сидела внизу, читала «Нью-Йоркер» и собиралась уже добавить в воду смягчитель, чтобы начать полоскать белье, как вдруг в подвал вошла девушка примерно ее же возраста. Она была темноволосая, с милым личиком, и к своему огромному удивлению Розмари обнаружила, что это Анна Мария Альбер- гетти. На ней были белые сандалии, черные шорты и шелковая кофточка абрикосового цвета. В руках она несла пластиковую желтую сумку с грязным бельем. Быстро кивнув в сторону Розмари, она прошла к стиральной машине и принялась загружать белье.

Анна Мария Альбергетти, насколько было известно Розмари, не жила в Брэмфорде, но она могла приехать к кому-нибудь в гости и помочь по хозяйству. Однако, когда Розмари пригляделась повнимательнее, то увидела, что ошиблась: у девушки был слишком длинный и острый нос и иные черты лица, а также другая походка. Тем не менее сходство казалось удивительным — и тут Розмари заметила, что девушка закрыла машину и смотрит на нее с вопросительной и растерянной улыбкой.

— Извини, — торопливо произнесла Розмари. — Я думала, что ты — Анна Мария Альбергетти, поэтому так и уставилась. Прости.

Девушка покраснела, снова заулыбалась и опустила глаза.

— Это со мной часто происходит. Не надо извиняться. Люди принимают меня за Анну Марию постоянно, с самого детства, когда она снялась в своей первой роли в фильме «А вот и жених». — Девушка посмотрела на Розмари, все еще красная, но уже без улыбки. — Я-то вообще не вижу никакого сходства. Я тоже итальянка, как и она, но между нами нет физического сходства.

— Есть и еще какое, — заметила Розмари.

— Может быть, — ответила девушка. — Мне все говорят. Но я этого не нахожу. Хотя мне и хотелось бы, если честно.

— Ты ее знаешь? — спросила Розмари.

— Нет.

— Просто ты назвала ее Анна Мария, вот я и подумала…

— Нет, я просто всегда ее так называю. Наверное, из- за того, что мне приходится часто о ней вспоминать. — Она вытерла руку о шорты, потом протянула ее вперед. — Меня зовут Терри Джоноффрио. Я точно не помню, как пишется моя фамилия, поэтому даже не переспрашивай.

Розмари улыбнулась и пожала ей руку.

— А я Розмари Вудхаус. Мы здесь недавно живем, а ты?

— Я здесь вообще не живу. Я из квартиры мистера и миссис Кастивет, на седьмом этаже. Я вроде бы как их гостья, уже с июня. А ты их знаешь?

— Нет, но наша квартира рядом, раньше это была одна большая квартира.

— Боже мой[— воскликнула Терри. — Так вы и есть те самые жильцы, которые заняли квартиру этой старушки! Миссис… ну, той, которая умерла!

— Гардиния?

— Точно. Она была хорошая подруга Кастиветов.

Выращивала травы и разные другие растения и приносила их миссис Кастивет для готовги.

Розмари кивнула.

— Когда мы первый раз смотрели квартиру, одна из комнат вся была уставлена горшками.

— А теперь, когда она умерла, миссис Кастивет сделала себе миниатюрную оранжерею на кухне и все выращивает сама.

— Извини, мне надо добавить смягчитель. — Розмари встала и вынула из пакета бутылочку.

— А знаешь на кого ТЫ похож? — спросила Терри.

— Нет, — ответила Розмари, отвинчивая крышку. — На кого?

— На Пайпер Лори.

Розмари рассмеялась.

— Не может быть! Мне это так смешно, потому что мой муж ухаживал за Пайпер Лори, пока та не вышла замуж.

— Ты не шутишь? В Голливуде?

— Нет, здесь. — Розмари налила в колпачок смягчителя. Терри помогла открыть дверцу машины. Розмари поблагодарила и принялась размешивать жидкость.

— Так твой муж актер? — спросила Терри.

Розмари самодовольно кивнула, закрывая бутылочку.

— Ты не шутишь? Как его зовут?

— Ги Вудхаус. Он играл в «Лютере» и в пьесе «Никто не любит альбатроса», а еще у него куча ролей на телевидении.

— Слушай, да я целыми днями смотрю телевизор. Спорим, что я его видела!

Где-то наверху послышался звук разбивающегося стекла — бутылки или окна.

— Ох ты! — воскликнула Терри.

Розмари сжалась и боязливо покосилась на входную дверь:

— Ненавижу этот подвал!

— Я тоже, — отозвалась Терри. — Я так рада, что ты здесь. Если бы я была одна, я бы умерла от страха.

— Наверное, рассыльный уронил где-то бутылку, — предположила Розмари.

— Слушай, а можно приходить сюда все время вдвоем? Ведь ваша дверь напротив служебного лифта, да? Я позвоню тебе, и мы спустимся вместе. А сначала можно договориться по внутреннему телефону, — предложила Терри.

— Это было бы здорово, — обрадовалась Розмари. — Я так не люблю ходить сюда одна!

Они рассмеялись, попытались еще что-то сказать, но, не найдя нужных слов, рассмеялись еще громче.

— У меня есть талисман; может быть, он будет спасать нас обеих? — Терри оттянула воротник кофточки и вынула блестящую цепочку, показывая ее Розмари. На цепочке висел филигранный серебряный шарик не больше дюйма в диаметре.

— Какой красивый!

— Правда? — обрадовалась Терри. — Мне его подарила позавчера миссис Кастивет. Ему триста лет. А то, что внутри, она сама вырастила в оранжерее. Это приносит счастье. По крайней мере, должно приносить.

Розмари начала внимательно разглядывать шарик, который Терри держала между большим и указательным пальцами. Он был наполнен серовато-зеленым пористым веществом, выпирающим из отверстий. Неприятный запах заставил Розмари отпрянуть.

Терри снова засмеялась.

— Мне тоже этот запах не очень нравится. Но главное, чтобы он срабатывал!

— Красивый талисман, — сказала Розмари. — Ничего подобного в жизни не видела.

— Это из Европы. — Терри прислонилась к машине и с удовольствием принялась рассматривать шарик, поворачивая его в руке. — Кастиветы — самые замечательные люди на всем белом свете. Они меня в буквальном смысле подобрали на улице. Я отключилась на Восьмой авеню, и они принесли меня сюда и приняли, как мать и отец. Вернее, как бабушка и дедушка.

— Ты была больна? — спросила Розмари.

— Мягко говоря, да. Я умирала от голода, сидела на наркотиках и делала еще черт знает что, о чем теперь даже вспоминать тошно, а мистер и миссис Кастивет меня полностью реабилитировали. Они помогли мне поправиться, отвыкнуть от героина, накормили, одели и теперь обо мне заботятся. Я получаю прекрасное питание, всякие витамины, и даже хожу к врачу на осмотры. И все потому, что у них нет детей. Я для них как дочка, понимаешь?

Розмари кивнула.

— Сначала я думала, что, может быть, у них есть какие-то тайные намерения, — продолжала Терри. — Но они — как настоящие бабушка и дедушка. Они хотят отправить меня учиться на секретаря, и я им потом, конечно, верну деньги. Я сама даже школу не закончила, но это можно