Призрак смотрителя маяка сидит на моей кровати.

– Я тоже умру, – говорю ему. – Меня тоже никто не спасет.

– Я поднял восстание… – рычит Ринка Десмей, оказываясь совсем рядом. – Площади столицы красные от твоей крови. Залью весь мир кровью саган. На том самом алтаре разорву сердце огненного демона.

– Я не хочу умирать! – кричу призраку, как единственному другу.

Он кажется таким живым, ярким.

– Я спасу тебя. Надо бежать! Я подготовил побег! Пойдем! Пойдем!

– Побег? Как?

– Я нашел способ! – шепчет призрак, улыбаясь.

Безумная надежда рождается во мне. Вскакиваю с лежанки. Я готова! Бороться, преодолеть все!

– Какой способ? Рассказывай! Быстрее! Ты гений, ты мой любимый поэт!

Прыгаю рядом, пытаясь понять, о каком способе он говорит, а призрак только загадочно улыбается да обещает. Долго упрашиваю. Луны одна за другой соскальзывают с небосвода. Скоро рассвет.

– Ты меня обманываешь! Я не буду с тобой разговаривать! Уходи! – Как же тяжко разочарование!

Он еще бормочет: «Есть способ… Есть…», но, убедившись, что я больше не реагирую, холодным сквозняком касается руки:

– Пойдем! Пойдем!

– Куда? – не могу я понять.

Он указывает на стену.

– Пойдем!

Лихорадочно ощупываю ледяной камень. Может, где-то здесь тайный ход?

– Ну, помоги мне, ну пожалуйста! Подскажи! Я не могу разгадать твоих загадок! Хоть одна маленькая подсказка! – Умоляюще протягиваю ему руку.

Кисть немеет от холода. В келье будто стемнело. Пахнет чем-то прелым, неприятным – какой-то могильный запах.

– Пойдем! – скрежещет призрак и тянет меня в стену. Вместо юноши я вижу дряхлого старика с пустыми глазницами и полуистлевшей, проваливающейся кожей щек.

– Идем.

Я отчаянно завизжала. Бросилась к двери, начала молотить в нее кулаками, визжать:

– Откройте, пожалуйста! Спасите!

– Ветер тебя защищал. Я не мог подобраться. Скитался по земле, покоя не находил. Я должен был тебя спасти.

– Спасите! А-а-а! Кто-нибудь! Стража!

– Ты же просила о побеге! Иди за мной! Иди за мной!

По нему черви ползают. Он жуткий. Он правда хочет меня уволочь под землю.

Умоляю, Богиня, пожалуйста. Я не могу больше выдерживать этот ужас, сойду с ума. Кто-нибудь! Когда же кто-нибудь придет?

– Откройте!

Оглядываюсь. Стоит! Настоящий, зловонный, в клочьях обвисшей плоти. Чернота в окне за его спиной на одну каплю акварели посерела. В тот же миг по окну ударил дождь. Крупные капли застучали по стенам моей тюрьмы, потекли по стеклу, сквозь него, на стенах, кажется, расплывались мокрые пятна. И с ужасающим криком призрак исчез.

– И-а-а вада-а-а! – сказала вода.

Остаток ночи провела на полу возле двери. Надеюсь, утром не сразу будет казнь? Мне дадут умыться, согреться, поговорить с кем-то живым? Смешон смертный. Перед лицом вечности он жаждет пяти минут низменных телесных удовольствий.

Как больно, как страшно…

Утром за мной явились не жрецы, а два офицера-водяных. Один из них бесцеремонно поднял меня за локоть с пола, взял за руку. Второй шел следом.

– Здравствуйте, л’лэарды. Куда вы меня ведете?

Будто не услышали. Внутренний дворик. Колодец монастырских стен. Небо такое холодное и нежное одновременно. Утренняя зябкость совсем не похожа на мертвый холод кельи. Все-таки жизнь была прекрасна. Любая – без стихии, гроша в кармане и крыши над головой, с разодранной спиною – любая, всегда ее свежесть лучше могильной затхлости небытия. Как я хочу жить!

Не смей раскисать. Впереди последний бой. Палачи не увидят твоего страха. Ныряем в нишу, шагаем за стенами. Неудивительно, что так холодно. Под ногами уже лежит снег. Горные вершины тонут в утреннем тумане, прячутся за облаками. Говорят, там, на неприступной горной высоте, спрятанной за тучами, обустраивают свои земные дачи боги. Я не бывала в горах с детства.

Нас окружил уже десяток офицеров, все как один – водяные. Ведут меня вниз по тропинке – странно, я думала, храм Ильтсар выше монастыря. На небольшой полянке с трудом уместился десяток ездовых ящеров и темный закрытый экипаж. Мне отворили дверцу, помогли присесть. Дверца захлопнулась, карета тронулась. На сиденье напротив – темная мужская фигура. В полутьме поблескивают красным глаза.

– Доброе утро, Ваше Величество.

– Доброе, – бросил.

Я даже примерно не знала, на каком расстоянии от монастыря расположен этот Ильтсар. Отчаянно повторяла себе: «Не смей надеяться, не смей надеяться, разочарование будет очень больно!» И ему, главное, надежды не показать. Поэтому я даже не спрашивала, куда мы едем. Император тоже молчал. В карете было тепло, сидения – гораздо мягче моей лежанки в келье. Мне казалось, мы едем очень долго, час, два… За окном мелькали горы, желтые леса, пропасти обрывов, синяя гладь какого-то большого озера. Как красиво.

– Ваше Величество, прошу прощения, что прерываю ваши размышления, но нам долго еще ехать? Не хотелось бы проспать собственную казнь. Надеюсь, вы меня разбудите? – сворачиваясь калачиком на сиденье.

Он наклонил голову, чтобы спрятать усмешку.

– Разбужу.

Карета прыгала по ухабам, немилостиво подбрасывая мою бедную спину. Сиденье было очень узким, коленки свисали и локти. И это счастье – неудобство постели, ухабы, боль в спине, живой саган напротив. Я не думала спать, просто закрыла глаза.

Очнулась уже на руках императора.

– Я хотел высечь вас розгами, но, глядя на вашу спину, понимаю, что это было бы излишним.

Авердан сидит в кресле, устало откинув голову на подушки, щурится, как хищный зверь перед прыжком. Недобро. Я полулежу в горячей ванне посреди комнаты, две служанки суетятся вокруг.

– Где я, Ваше Величество?

– В красной крепости.

Это словосочетание мне ни о чем не говорит.

– Здесь вы в безопасности. Пока.

– А как же приговор?

Молчит. Слуга приносит поднос, уставленный едой. Император лично разливает вино из хрустального графина по бокалам, поднимается, чтобы передать один мне.

– Ваше Величество, я уже сполна узнала и пытку ожиданием, и пытку неопределенностью. Скажите откровенно, зачем меня сюда привезли?

Он запихнул в рот кусок баранины и поднялся.

– Л’лэарди Верана, чтобы остаться в живых, вам потребуется неукоснительно выполнять три правила, – сказал с набитым ртом. – Запомните их хорошо. Первое: ничего не есть и не пить, пока слуга не попробует это перед вами. Второе: никому никогда не повторять то, что вы сказали мне в монастыре после суда. Третье: беспрекословно выполнять мои приказы.