Поиск замены Эми, впрочем, проходил не без препятствий. Не то чтобы Фергусон рассчитывал найти кого-то, ее бы напоминавшего, поскольку Эми не относилась к тем девушкам, кого разрабатывают для массового производства, но не хотелось ему и удовольствоваться альтернативой не высшего качества – пускай и сравнить с Эми ее будет нельзя, допустим, но личность чтоб была искрометная, чтоб сумела его поразить так, что сердце у него забьется быстрее. К сожалению, самые многообещающие кандидатки уже отдали свои сердца другим, и среди них все более прекрасная Изабелла Крафт, Хеди Ламарр из младшего старшего класса, которая ходила на свидания с мальчиком из предвыпускного, как и ее привлекательная двоюродная сестра Алиса Абрамс, как и бывшая страсть Фергусона, медовоголосая Рашель Минетта. Таков был один из основных фактов жизни девятого класса: большинство девчонок оказывались более развитыми, нежели большинство мальчишек, а это означало, что самые броские девчонки чурались своих сверстников, предпочитая одноклассникам более развитых парней из следующего класса, если не из класса через один. Надеясь на быстрый результат, на успех самое позднее к середине октября, то есть через три недели после того, как Эми велела Фергусону качнуть мышцу, он еще возился с поисками и в ноябре – не от недостатка усилий со своей стороны (четыре свидания в кино с четырьмя различными девчонками за четыре субботы подряд), а просто потому, что ни одна из девчонок, с которыми он выходил, не оказывалась нужной. Когда школу распустили на каникулы Благодарения, он уже начал задаваться вопросом, окажется ли хоть какая-нибудь девчонка в Риверсайдской академии подходящей.

Баскетбол помогал ему отвлекаться от разочарований любви, хотя бы на пять дней в неделю, а безлюбые выходные следовало претерпевать, выискивая, чем бы еще отвлечься от занятий вроде дворового баскетбола с друзьями, временами – субботние вечеринки, фильмы, если ему было с кем ходить в кино (часто с матерью), и концерты с Гилом или с Гилом и матерью вместе, но игра в баскетбол те одиннадцать недель подряд, что длился сезон, вне всяких сомнений, помогала ему не проваливаться то и дело в норы хандры, – начиная с недельных отборочных соревнований и могучего удовлетворения от того, что он их прошел, вслед за чем началась изнурительная неделя тренировок после уроков, когда команда сплачивалась под началом тренера Нимма, которого часто звали тренером Нямом из-за его общего благодушия, а затем пошли девять недель собственно игр, всего восемнадцать матчей, один – днем во вторник, а другой – вечером в пятницу, половина игр – на их площадке, а половина – на площадках других частных школ, разбросанных по всему городу, игра старшеклассников вроде хроники или мультфильма перед тем, как подымется занавес и начнется гвоздь программы, игра уже студенческая, и вот посреди всего этого был Фергусон, чудак, попросивший себе футболку с номером 13, он выбегал на площадку вместе с остальными членами начинающей пятерки и занимал позицию для центрального прыжка.

Давнишние субботние утра в Риверсайд-парке с кузеном Джимом помогли преобразовать неотесанного двенадцатилетнего новичка в крепкого, хоть и ничем не выдающегося игрока – к тому времени, как он набрал семь очков в своей первой игре за «Риверсайдских бунтарей» в свои четырнадцать лет и девять месяцев. Фергусон знал, что таланты его не безграничны, что ему недостает исключительной скорости, потребной, чтобы достичь величия в баскетболе, а поскольку был он левой своей рукой не так проворен, как правой, ему нипочем не стать кем-то, кроме игрока сомнительного, если на него нажмет быстрый и напористый противник. Ни блеска, ни фейерверка, ни обманных финтов один на один, таких, чтоб с них трусы послетали, но и в игре Фергусона имелись свои сильные стороны, какие не давали ему засиживаться на скамье и превратили его в незаменимого члена команды, а превыше прочего – упругость у него в ногах, что позволяла ему прыгать выше кого-либо другого, и если сочетать эту способность с безрассудным энтузиазмом его игры – безумной разновидностью нахрапа, заслужившей ему кличку «Главно-Коммандо», – то результатом стала необычайная сноровка, с которой он умело и мускулисто проводил чистые отскоки, когда метался по площадке против игроков выше себя. Он редко пропускал удары из-под щита, а дальние броски у него были хороши, потенциально могли стать и очень хороши, вот только точность, которую он показывал на тренировках, редко соответствовала качеству его игры в самих матчах, поскольку он имел обыкновение в пылу борьбы торопиться с бросками, а оттого в тот первый год в нападении играл очень неровно: был способен, к примеру, набрать своим броском десять или двенадцать очков, или одно, или два очка, или вообще ничего не выиграть, если бросок отменялся. Отсюда и те семь очков, что он заработал в своей первой игре, что быстро стали его средним баллом за сезон, но поскольку матчи длились всего тридцать две минуты, а общее количество баллов для каждой команды колебалось где-то между тридцатью пятью и сорока пятью, семь за игру было вовсе не плохо. Не слишком возбуждало, быть может, но недурно.

Трам-бам-тарада! Бунтари! Бунтари! Да-да-да!

Впрочем, цифры мало что для него значили, и если только команда выигрывала, ему было все равно, сколько очков он заработал, но важнее выигрыша или проигрыша был сам факт его игры в команде. Он обожал надевать красно-желтую форму «Бунтарей» с номером 13, любил остальных девятерых мальчишек, с кем играл, ценил ободряющие речи тренера Нимма, которые тот без всякой бодрости, но с пользой для дела произносил в раздевалке в перерыве, нравилось кататься автобусом на выездные игры со своими товарищами по команде, десятью другими школьниками, шестью девчонками группы поддержки из старших классов и четырьмя из класса помладше, ему нравился хаос веселья и громких шуток в автобусе, а особенно когда шутника Йигги Гольдберга из класса помладше отстранили от участия в двух матчах за то, что стащил штаны и засветил в окно голую задницу на потеху проезжавшим машинам, а играть Фергусон любил так сильно, что уже не осознавал собственного тела на себе, уже не ощущал, кто он, любил доводить себя до пота работой на тренировках, а затем чувствовать, как горячие струи воды из душа лупят по коже и смывают с нее пот, ему нравилось, что команда разыгрывается не спеша, а по мере углубления в сезон играет все лучше, почти все матчи в первой половине проигрывает, а во второй половине уже едва ли не все выигрывает и заканчивает с почти ровным рекордным счетом 8 и 10, и еще ему очень понравилось, что одна из таких побед пришлась на игру с Гиллиардом на своей площадке, когда он заработал всего три очка, но повел команду в отскоках.

Хо-хо-крестики-нули! Бунтари! Бунтари! Жми-жми-жми!

Лучше всего тут было, что люди приходили посмотреть, что в маленьком спортзале Риверсайда всегда собиралась публика на две игры – не тысячи и даже не сотни людей, но достаточно, чтобы ощущалось зрелище, а Чаки Шовальтер колотил в бас-барабан, подхлестывая команду, и в то или иное время приходили почти все родственники Фергусона – поболеть за Главно-Коммандо, чаще всех – дядя Дан, тот вообще не пропускал ни одной игры на своей площадке, а вдобавок – мать Фергусона, которой не удалось явиться всего раз, когда по работе пришлось уехать из города, а несколько раз являлся даже мистер Фу-Спорт, Гил, а разок пришел кузен Джим – приехал из Бостона на зимние каникулы, а однажды, на игру с Гиллиардом, – и сама мисс Эми Шнейдерман, увидевшая, как Фергусон жестко перекувырнулся, стараясь спасти мяч, вылетавший за линию, увидевшая, как он двинул плечом гиллиардского игрока и сшиб его на пол, когда они сражались за отклонившийся пас, увидевшая, как он блокировал одной рукой бросок, который не попал в корзину в четвертой четверти, и Риверсайд остался на три очка впереди, а после того, как игра завершилась, она ему сказала: Хорошо постарался, Арчи. Иногда немного страшно, но смотреть было здорово.