— С подарком?

С трудом сглотнув, Арден отвел глаза в сторону.

— Да. Я нес ей тот шелк, что сейчас на тебе…

Валерия вспыхнула, на глаза ей навернулись слезы. Она сама не могла понять, какие чувства сейчас обуревают ее… ужас… растерянность… смущение… и одновременно гордость. Она чувствовала себя словно на горячих угольях.

— Он достался мне в бою — это был мой трофей во время одного из сражений. И до этого самого дня я не знал никого, кто был бы достоин носить его.

— Арден…

— Я почти не сомневался, кто убил ее, — оборвал он Валерию, давая понять, что не хочет больше обсуждать это.

Он напомнил ей того центуриона, который у нее на глазах без устали обучал молодых новобранцев — точно так же, отбросив щит в сторону, он открыл ей свое сердце:

— И ты убил его? — вся трепеща, спросила Валерия.

— Ни одному человеку еще не удавалось одолеть Лукулла в схватке, какой бы она ни была, честной или нет. Но я отыскал его в ту же самую ночь, вышиб из его руки кинжал, с которым он никогда не расставался, и задушил его голыми руками. А после прикончил и Критона и забрал все его деньги — и те, что внес ему как плату за свободу Алесии, и те, что заплатил ему Лукулл, чтобы тот развязал язык, — а потом раздал их нищим. Утопив доспехи в реке, я бросился в воду, переплыл на другой берег и оказался в Германии. И после многих месяцев вернулся домой. — Чтобы найти тех, кто поможет тебе отомстить?

— Чтобы помочь им понять, что собой представляет Рим. Он отнял у меня сначала отца… потом мать… потом женщину, которую я любил. А взамен я отнял у него тебя.

— Чтобы отомстить Риму, — прошептала Валерия.

— Да. Вначале.

Валерия порывисто отвернулась. Она не должна поддаваться ему… она не позволит своему сердцу смягчиться.

— Но не можешь же ты рассчитывать отобрать у Рима Британию лишь ради… — она обвела рукой хижину, — ради всего этого.

— Это все, что мне нужно.

— Ну, если не считать итальянского вина, которое ты принес, я ведь тоже как-никак плоть от плоти той империи, которую ты так ненавидишь. И если Рим прогнил до такой степени, как ты утверждаешь, почему же варварам никак не удается сбросить с себя его ярмо? И если вы все-таки сбросите его, то где же ваши сыновья и дочери будут добывать все те товары, которые им нужны?

— А если вы, римляне, завоюете слишком много чужой земли, у кого же вам тогда придется учиться… разве что у самих себя? — отрезал Арден. — Почему одна нация так стремится завладеть всем миром?

— Потому что мир — это и есть Рим!

— Только не мой! И не будет им никогда — покуда я жив!

Когда Савию вновь привели ко мне, я сразу почувствовал, что наши отношения неуловимым образом изменились. По моему приказу ее перевели в лучшее помещение, а я тем временем осторожно навел справки о том, сколько она стоит. Как и следовало ожидать, Цена оказалась низкой. Должно быть, слухи о том интересе, что я проявлял к бывшей служанке, просочились и к ней, потому что лицо ее было более спокойным.

Теперь я говорил с ней уже не как хозяин с рабыней и даже не как с пленницей, а скорее как с союзницей, ведь мы оба стремились понять, что же тогда произошло у Адрианова вала. Честно говоря, эта перемена в наших отношениях меня не слишком беспокоила, тем более что, как я заметил, все это время мне сильно ее не хватало. Да и неудивительно — ведь эта женщина была очень близка к Валерии, а стало быть, мне без нее не обойтись. К тому же одно ее присутствие действовало на меня умиротворяюще, как будто мы с ней были знакомы много лет. За то время, что мы не виделись, Савия слегка похудела, но не сильно, и в ней даже появилась некая привлекательность, которой прежде я не замечал. Теперь от нее веяло тем безмятежным спокойствием, которое обычно исходит от матери или жены — спутницы долгих лет. Мне пришло в голову, что женщина становится привлекательнее, когда чувствует, что кто-то к ней небезразличен. Но возможно ли, чтобы я испытывал какие-то чувства к этой женщине? Ведь я давно привык быть один. Я исколесил всю империю вдоль и поперек, встречал тысячи людей. Но был ли среди них кто-то, кто стал бы мне близок? Когда я был молод, я даже не думал об этом. Зато теперь, когда жизнь моя близилась к закату, это вдруг показалось мне очень важным.

Она сидела напротив меня — намного спокойнее, чем в первый раз, видимо, чувствуя, что между нами установилось какое-то новое взаимопонимание. Возможно, она уже тоже успела заметить, что цепь событий, которую я пытаюсь воссоздать, в какой-то степени повлияла и на меня. Как ни странно, но, слегка утратив свойственное римлянину высокомерие, теперь я чувствовал себя здесь почти своим. Мое чересчур живое воображение сыграло со мной странную шутку — я словно бы ощущал горький запах дыма, когда в священной роще горели вековые дубы, и смрадное зловоние из пасти убитого вепря. То, что так долго казалось необъяснимым, теперь, после рассказов множества людей, живо стояло у меня перед глазами. Эти воспоминания стали для нас общими — для нее, поскольку ей пришлось все это пережить, а для меня — поскольку я смог это понять. Теперь мы с ней связаны неразрывно — и тем, что уже произошло, и тем, чему еще предстоит случиться.

Вежливо поприветствовав ее, я рассказал ей о том, что мне стало известно со слов друида Кэлина, ухаживавшего за Валерией в озерной хижине. Потом я попросил Савию мысленно вернуться в прошлое, в то время, когда она была пленницей и жила вместе с членами клана Ардена Каратака, вождя Аттакотти. Что за отношения в те дни связывали кельтского вождя и римлянку, которую по его приказу похитили всего лишь через несколько дней после свадьбы?

— Мне уже успели рассказать о той охоте на вепря. После нее многое изменилось, не так ли?

— После нее изменилась сама Валерия. — В глазах Савии вдруг вспыхнула надежда.

— В чем именно? — Сейчас я говорил с ней мягче, чем за все время первой нашей встречи.

— Она ведь почти погибла… и уже потому стала чувствовать себя более живой, чем прежде. Я видела то чудовище, которое она убила, — его привезли в Тиранен, чтобы устроить пир. Ведь вепрь был настолько огромный, что его хватило бы, чтобы накормить до отвала не только людей, но, думаю, и всех собак тоже. И этого кошмарного зверя убила римлянка!

— Наверное, на кельтов это произвело неизгладимое впечатление?

— Да, еще бы. Они даже решили, что это знак свыше. Когда она вернулась с охоты и бок о бок с Арденом въехала в крепость через ворота башни, они бесновались от восторга, ее чествовали, словно легендарную амазонку. Вслед за ними ехал Хул, весь в повязках с головы до ног, но все уже знали, что Валерия спасла ему жизнь, а потом помогала друиду выхаживать его. Хул во весь голос кричал об этом — чтобы все слышали. Кассий, ее бывший телохранитель, вырезал у вепря клыки, отполировал их и отдал Валерии, чтобы она повесила их на спину. Видели бы вы ее в тот день, когда она ехала среди них во всем блеске! Богом клянусь, от нее исходило какое-то сияние! Думаю, в тот самый день она впервые почувствовала себя одной из них.