В первый раз в жизни Валерия довелось собирать зерно, которое со временем должно было превратиться в тот самый хлеб, что она привыкла есть. Где-то незадолго до полудня женщины уселись в тени немного передохнуть, они весело болтали между собой, утоляя голод тем, что принесли из деревни ребятишки. То, что она работала бок о бок с ними, сделало Валерию одной из них, и она искренне наслаждалась этим новым чувством близости, которое рождает только совместный труд. К концу дня ее руки стали кровоточить, спина разламывалась от боли, ноги ныли, и тем не менее, когда собранное ею зерно золотым потоком с легким шуршанием пролилось в хранилище, Валерия внезапно почувствовала себя счастливой — боли и усталости как не бывало, даже терзавший ее голод вдруг куда-то исчез. Она попыталась поделиться своими чувствами с Брисой.

— Просто все это пока что для тебя в новинку, — буркнула прекрасная лучница, с кряхтеньем потирая ноющую спину. — Лично я собирала зерно сколько помню себя — чуть ли не с тех пор, как научилась ходить. Нет уж, по мне, лучше стрелять из лука!

— Но работать всем вместе… это так странно, так удивительно! Знаешь, а в Риме всегда такая давка, что ничего подобного даже вообразить себе невозможно.

— Ну и бессмыслица! — фыркнула Бриса.

— Это же город, как ты понимаешь.

— В жизни не была ни в одном из городов. Чего я там не видела? А послушаешь тебя, так и вовсе неохота!

Валерия с жадностью оголодавшего волчонка набросилась на еду — впервые в жизни она и думать забыла о своей талии. Она уже успела немного загореть, ее кожа — о ужас! — приобрела красивый смугло-золотистый оттенок. С каждым днем силы ее все прибывали. Теперь она привыкла замечать то, на что прежде никогда не обращала внимания: как ложится прибитая ветром трава, что говорило, будет ли дождь, в каком направлении, к югу или к северу, тянутся птицы, густая ли выпала роса; она научилась различать в грязи полукружия следов оленя, капли недавнего дождя на сухих стебельках травы. После того как был убран весь урожай с полей, Арден уговорил ее поехать с ним в горы. Они отправились верхом, забравшись так высоко, что кругом не было ничего, кроме голых, исхлестанных ветром скал, тут и там покрытых пятнами лишайника. Открывавшийся отсюда вид казался бесконечным, но сколько Валерия ни напрягала глаза, ей так и не удалось увидеть знакомые очертания Вала. Потом Арден несколько раз брал ее с собой порыбачить. Они спускались в узкие, заполненные сумраком ущелья, где на дне журчали ручьи. Валерии удалось вытащить несколько рыбин, на ощупь их тела казались скользкими, точно умащенными маслом, они содрогались у нее в руках, заставляя ее взвизгивать от испуга.

Он ни разу не позволил себе дотронуться до нее — но при этом его взгляд ни на минуту не отрывался от ее лица.

Она постоянно чувствовала его на себе.

Она чувствовала, что попала в ловушку.

Бриса продолжала учить ее стрелять из лука. От тугой тетивы на кончиках пальцев Валерии появились жесткие мозоли, но вскоре она уже до такой степени набила себе руку, что с легкостью попадала в цель. Как-то раз, когда они тренировались на лугу, ее вечная соперница Аса ненадолго оставила на скале корзинку для шитья, и. Валерия, повинуясь какому-то импульсу, пустила в нее стрелу, пригвоздив корзинку к земле и заставив свою мучительницу подскочить от испуга. Не было сказано ни слова. Однако Аса была отнюдь не глупа, а намек был достаточно прозрачен, чтобы она догадалась, что хотела сказать ей римлянка. Валерия ясно давала понять, что отныне она может постоять за себя и с этого дня не потерпит никаких шуток. Аса поняла, что Валерия становится опасной.

Больше она уже не трогала Валерию.

Оставаясь в крепости, Валерия занималась тем, что ткала материю в любимую варварами клетку или обменивалась с женщинами какими-то рецептами. А по вечерам с замиранием сердца слушала сказания об их богах и героях, а потом сама рассказывала им о Геракле и Улиссе и о суде Юпитера-громовержца.

Накануне праздника урожая скот согнали с высокогорных пастбищ и разместили в теплом зимнем хлеву. Собранные овощи заготовили впрок, засушили и замариновали, мясо засолили. Фрукты сложили в громадные бочки. Пиво нового урожая бродило в чанах, распространяя крепкий, терпкий аромат солода и ячменя. Ночи стали длиннее, дни короче, начались заморозки, и подули промозглые, злые ветра. С деревьев с печальным шорохом начали облетать листья. Дыхание зимы чувствовалось здесь куда сильнее, чем в ее родной Италии, и Валерия все чаще гадала, когда же ее наконец найдут и найдут ли вообще. И вот наступил Самайн — конец осени и начало зимы, тот единственный день в году, когда мертвые, восстав из своих могил, возвращаются на землю, а повелительницы фей выбираются из курганов, чтобы потанцевать, — клан готовился встретить Новый год.

И ее избрали, чтобы сыграть на этом празднике главную роль.

По приказу Кэлина все женщины клана украсили себя кисточкой какого-то определенного цвета. Бриса научила Валерию, как связать затейливый узор из ниток ярко-кобальтового и изысканного шафранового цвета. Пока они занимались рукоделием, римлянка призналась себе, что если она еще пленница, то теперь уже чисто формально — она могла оседлать лошадь и отправиться в любом направлении, даже не загадывая, куда едет. Правда, она по-прежнему не представляла себе, где остался Адрианов вал. Однако кое-что изменилось — Марк, по-видимому, оставил попытки разыскать ее, и теперь, когда ее интерес к Ардену рос с каждым днем, снедавшее ее нетерпение мало-помалу угасло.

Что удивительнее всего, она даже кое-чему смогла научиться у этих варваров!

А мысли о человеке, похитившем ее, сильнее прежнего смущали ее покой.

Сплетенная ею кисточка вместе со всеми остальными отправилась в плетеную корзинку.

За три ночи до Самайна Кэлин стоял перед собравшимися членами клана — он явился выбрать женщину, которая должна будет сыграть на празднике роль доброй и ужасной Морриган. И выбор его пал на Валерию.

По толпе кельтов пробежал смущенный ропот. Кое-кто понимающе перемигивался.

— Но ведь она даже не верит в нее, как она может представлять на празднике Морриган?! — вскипела Аса.

— Точно! И как это римлянка может играть роль богини кельтов? — присоединился к ней Лука.

Кэлин с видом судьи слушал их возражения. Валерия притихла, сама придя в ужас от того, что выбор пал на нее, — сама-то она рассчитывала отыскать укромный уголок и, забившись туда, наблюдать за варварским праздником. И почему судьбе было угодно, что бы рука жреца вытащила именно ее кисточку?! Она украдкой бросила взгляд на свою рабыню. К ее удивлению, та немедленно отвела глаза в сторону.

— Это сама богиня направила мою руку, — заявил наконец Кэлин. — В этом году по одной ей ведомой причине Морриган пожелала, чтобы ее танцевала римлянка.

Ловушка захлопнулась! Валерия сжалась, точно напуганный зверек. Эта новая честь пугала ее до дрожи в коленках. Не хватало еще опозориться на этом языческом празднике, с ужасом думала она. В лучшем случае она наживет себе новых врагов, а их у нее и так хватает.