машину. Он прикрепляет ее к висячему замку, умело дергая за выступы из стороны в сторону, и замок открывается.

Громкий скрип разносится по заросшему деревьями участку, когда Адам распахивает дверь.

Отсюда, сверху, это не более чем черная дыра. Дрожь пробегает по мне, и сочетание страха и возбуждения странно стимулирует. Я вытягиваю шею, затем на сантиметр приближаюсь и позволяю провокационному притяжению темноты тянуть меня вниз по ржавой лестнице.

Рядом со мной раздается глухой удар, когда ноги Адама касаются земли. Свет льется из отверстия над нашими головами, и на землю падают нежные капли дождя. Вместе мы молча поглощаем это место, которое сформировало нас так давно.

— Здесь так тесно, — шепчу я, оглядывая короткий узкий коридор и две стальные двери всего в нескольких футах друг от друга.

Когда я была маленькой девочкой, я могла бы поклясться, что здесь поместилась бы целая армия охранников. Но сейчас фигура Адама намного крупнее, чем была раньше. На его фоне, стены выглядят так, будто были построены для хоббитов.

Он сглатывает, его кулак сжимается раз, другой, прежде чем он направляется к первой двери.

Студия.

Она приоткрыта. Сантиметр пространства приглашает нас войти, как будто комната ждала нашего возвращения. Костяшки его пальцев касаются двери, и она распахивается до конца.

На этот раз он делает первый шаг.

Я задерживаю дыхание, затем следую за ним.

Первым делом я смотрю налево, глупо ожидая увидеть полки с "произведениями искусства", заключенные в стекло. Конечно, там нет ничего, кроме стальной стены и пустого пространства. Я говорю себе, что испытываю облегчение, но темный уголок на задворках моего сознания — та часть, которая жаждет знакомства и проблеска безумия в моей крови, — увядает от разочарования.

Когда я смотрю направо, мое сердце останавливается.

Я не знаю, когда я забралась глубже в тесную комнату, но мои пальцы сжимают прохладные железные прутья, и боль, которую я не могу определить, пульсирует там, где должно быть мое сердце. Теперь они такие тонкие в моей хватке, шесты, мой средний и большой пальцы накладываются друг на друга.

Дверь клетки находится всего в нескольких шагах от нас.

Широко открыта.

Зовет меня.

Скучает по мне.

Мое горло горит. Если бы я была достаточно храброй, чтобы зайти внутрь, я смогла бы дотронуться до ржавой раковины размером с детскую вдоль дальней стены. Мини-туалет, подстегнет план, о котором я когда-то и понятия не имела, который приведет к нашей окончательной свободе.

Но это неправильно. Не полностью.

Я закрываю глаза, стыдясь признаться, что меня охватывает чувство комфорта. Если снаружи — это свобода, почему годы спустя, стоя внутри, я наконец чувствую свои крылья? Они не белые и невесомые, а черные и волнующие. Как будто они были созданы специально для меня.

Тихий стук напротив привлекает внимание к другой клетке в комнате. Моя хватка на прутьях усиливается, когда я нахожу Адама. Он внутри своей клетки. Сидит на полу. Прислонившись спиной к стене, он согнул одно колено и оперся на него локтем.

Мое сердце сжимается от ошеломляющего чувства узнавания.

— Адам, — шепчу я, мой голос срывается.

Когда я была маленькой девочкой, мне так часто хотелось забраться к нему в клетку, чтобы он мог утешить меня.

Он смотрит на меня снизу вверх, что-то темное мелькает в его глазах, когда он проводит большим пальцем по подбородку, и я не понимаю, как он может выглядеть так идеально в этом месте.

Электричество пробегает от кончиков моих пальцев, когда я отталкиваюсь от решетки. Сосредоточив свое внимание на нем, я снимаю туфли и прижимаюсь голыми пятками к холодному полу, такими, какими они всегда были раньше. Такими, какими они должны быть сейчас. Затем я делаю медленные, целеустремленные шаги к другой половине моей мрачной, но удивительно наполненной души.

Однажды мой разум и дух были сломлены в этом месте. Возможно, это сломит меня снова. Может быть, один раз, а может быть, и тысячу. Но на этот раз я возрожусь.

Оставляя свою клетку позади, я проскальзываю в его с неземным ощущением, облегчающим мои шаги. Он выпрямляет спину, поднимает подбородок и оглядывает меня с ног до головы таким взглядом, который заставляет меня задуматься, выгляжу ли я так же по-другому, как чувствую себя. Я опускаюсь на колени, проползая последние несколько метров к нему. Он обвивает теплыми руками мою талию, когда я прижимаюсь к нему, облокачиваясь спиной на его грудь.

Рассматривая свою пустую клетку под этим углом, я медленно дышу. Так вот на что это похоже — смотреть его глазами.

— Адам?

Его руки теребят подол моей футболки, грубые подушечки пальцев скользят по моему обнаженному животу.

— Ммм?

Дрожь пробегает по мне, и моя голова откидывается на его плечо.

— Ты сейчас в таком же бреду, как и я?

Тихий смех сотрясает его тело позади моего. Колибри делают сальто в моем животе.

— Я открою тебе секрет, моя львица.

Его губы касаются моего уха, теплое дыхание овевает мою шею.

— Мы все немного в бреду.

Я поднимаю голову к потолку, где где-то над землей бродят нормальные люди.

— Даже они?

— Особенно они.

Он покусывает мою шею, и мне кажется, что я растекаюсь лужицей у него на коленях.

Если это и есть бред на вкус, я хочу раздеться и искупаться в нем. Мой взгляд скользит к решеткам, которые когда-то держали меня взаперти, и что-то сжимается в груди. Я жажду прикоснуться к ним. Смотреть на них. Рисовать их.

Стальные стены, которые когда-то держали меня в ловушке, теперь являются воплощением власти.

У нас есть ключи. Мы владеем землей.

Точно так же мы владеем нашими телами, нашими сердцами, нашими душами.

Здесь, внизу, с ним, мне не нужно заглушать весь остальной мир. Наконец-то я могу отпустить, в самом прямом смысле этого слова.

Это место больше не моя клетка. Это мои владения.

Решим ли мы обмазать его красной краской или станцуем на его пепле, сейчас мы дергаем за ниточки.

— Добро пожаловать домой, детка, — шепчу я.

Его сильная хватка притягивает меня ближе, и все его тело расслабляется рядом со мной. Он кладет подбородок на мои волосы.

— Добро пожаловать домой.

Конец

Песня Катерины:

Эрутан—Приходите, Маленькие Дети

Один из моих бета-читателей сказал мне:

— Иногда я читаю что-то настолько нелепо искаженное, что невольно задумываюсь, как автор вообще до этого додумался.

Во-первых, спасибо? Я думаю? А во-вторых, я думаю, я должна отдать должное Мелани Мартинез за ее песню — Dollhouse,