— И вы считаете, что партия в этой работе не причем? Вы же и сами член партии.

— Большевики сделали по этой части достаточно много, хотя еще больше они натворили плохого. И плохое они творили частью по неопытности, а частью — потому что в партию затесалось очень много откровенных врагов России. Ну ладно, с врагами мы очень скоро разберемся, но проблема в том, что партия начала заниматься совсем не тем, чем должна.

— А чем по вашему партия заниматься должна? И где взять ресурсы для партийной работы? Вы же сократили финансирование…

— Так, давайте эти вопросы рассмотрим по отдельности. Вопрос первый: чем должна заниматься партия. И ответ простой: воспитательной работой. Вот к строительству нового города на Амуре партия привлекла сотню тысяч молодых людей, объяснив им, что это очень важно и для страны, и для них самих — и город уже почти выстроен, заводы там заработали. Это — пример того, что партия делать должна. Почему — я чуть попозже скажу, а теперь перейдем ко второму вопросу, про финансирование. Вы, извините, слишком увлеклись идеей мировой революции и поначалу тратили несметные суммы на поддержку различных якобы коммунистических партий в других странах…

— Я не считаю, что мировая революция должна быть нашей целью…

— А поэтому с вами и разговариваю, а не приказываю вас расстрелять. Ну так вот, Россия сейчас слишком слаба, чтобы устраивать революции в других странах. России нужно сначала выстроить собственное государство.

— У нас уже есть государство.

— Нет, у нас есть страна, которая пока лишь зачаток государства. Государство — это когда все в стране понимают, что власть стоит на охране счастливой жизни граждан и во всем государству своему помогают. Работают на государство, защищают его — в том числе защищают и его неделимость. А, например, украинские товарищи вернули в страну тысячи, возможно десятки тысяч разных петлюровцев, махновцев и прочих именно врагов государства, националистов, выращенных в Австро-Венгрии и мечтающих об отделении украинской части России в отдельную страну. Которая будет существовать в интересах Британии, Германии, Франции — неважно кого, лишь бы врагов России.

— Но эти, как вы говорите, националисты — тоже наши граждане.

— Им дали наше гражданство, но не сделали их нашими людьми. Они врагами и остались, поэтому придется их уничтожить. И тех, кто из в Россию из-за границы завез тоже.

— От вас только и слышно: тех уничтожить, этих…

— А что вы хотели? Между прочим, точно такие же слова и от многих прошлых большевиков раздавались, и не только слова: Ленин приказывал расстреливать буржуазию, по его приказу Залкинд и Кун в Крыму десятки тысяч людей расстреляли только потому, что они были русскими дворянами и офицерами, и несколько тысяч простых рабочих — за то, что они просто работали когда в Крыму правил Врангель! Кедров, садист, то же самое творил в Мурманске — или вы считаете, что я приказал их расстрелять ни за что? Украинских националистов я приказал расстрелять, кстати, тоже за массовые убийства, а не за то, что они украинцы.

— Я что-то не слышал о расстрелах там…

— Ну так еще их и не расстреляли. Но скоро расстреляют: у нас в СССР убийц не прощают. Идейных убийц не прощают — а они идейные. Видите ли, их очень немного — но вот как раз воспитательную работу партии они изгадить способны весьма сильно, так что выбора у нас нет.

— Выбор есть всегда.

— Вы правы, только у нас выбор очень простой сейчас: сдохнуть всей страной, передав остатки населения в рабство иностранным капиталистам или уничтожить десяток-другой тысяч идейных подонков. Вы про Парагвай, как я вам рекомендовал, прочитали?

— Прочитал, — Сталин сморщился, — но что-то мне не верится, что…

— Что люди на такое способны или что нам подобную судьбу готовят?

— Второе. Скорее второе.

— Тогда отдельно сообщаю: Британия сильно надавила на шведов, и шведы перестали продавать в СССР подшипники. Вообще перестали, а на шведских подшипниках, между прочим, все электромоторы в новых наших станках делались. И подшипники перестали продавать нам и американцы, и бельгийцы, и немцы…

— А что же нам теперь делать?

— Использовать свои, советские подшипники.

— Так нет своих-то!

— Есть, просто их пока мало, да и возить далеко. Но быстро нарастить производство мы сумеем — а вот заграничные капиталисты об этом еще не знают. И, я думаю, пусть пока остаются в неведении.

— А… где? Я имею в виду, где они делаются?

— От Красного Камня к Нерчинскому Заводу дорога строится железная, так на двадцатом километре у разъезда городок выстроен, у реки Урулюнгуй. Вот в городке Урулюнгуй их и делают.

— А… а зачем так далеко?

— Так получилось. Инженеры с металлического завода его придумали и выстроили: много им за своем заводе подшипников нужно было, а возить из Европы их очень далеко. В самом же Красном Камне им воздух не понравился: все же девять доменных печей, мартены, батареи коксовые… Но это неважно: важно то, что заводик этот все оборудование для себя сам же и выделывает, и сейчас для другого завода подшипников уже делать начал. Его мы, скорее всего, в Красноярске запустим, где-то к середине лета…

— Ну хоть это радует. Но вы уверены, что нам что-то еще, кроме подшипников, продавать не прекратят?

— Нет, не уверен. И тут для партии появляется новая работа.

— И какая же? Узнавать, что нам продавать перестанут?

— Для этого есть специальные люди. Дело совсем в другом: мужик, в массе своей, потихоньку жизнью своей становится доволен все больше: не голодает, одежда и обувь, хоть плохонькая, но уже в достатке — а там и лучше она будет, и доступнее. И ему, мужику, вроде больше ничего и не надо.

— Вы не правы.

— Я прав, но это еще не конец. В городе рабочий тоже в довольство впадает: работа есть, зарплата есть, в магазинах товара все больше — и он теперь жилы рвать не желает. Получается, что и крестьяне, и рабочие ничего нового и не хотят особо — они просто не знают, чего еще желать-то. И вот партия должна им объяснить, чего же им на самом деле надо. Дать им мечту, ради достижения которой им нужно трудиться лучше и новому учиться. И помогать в учебе и труде.

— Как помогать?

—