В итоге Серилла не могла решить, какой опасности следовало опасаться в первую очередь. Того ли, что калсидийцы умыкнут Касго в свою страну, сделают заложником и правителем-марионеткой – или что вельможи Джамелии попросту растащат всю власть, воспользовавшись отсутствием мальчишки-сатрапа?… С большой горечью ей приходилось признать: очень возможно, что произойдет и то и другое. А еще в черные мгновения вроде нынешних она вообще сомневалась, что когда-либо увидит Удачный. Все они здесь были, по сути, в полной власти калсидийских наемников, управлявшихся на кораблях. Вот возьмут да и повернут прямо в Калсиду – и кто им запретит?… Серилла лишь надеялась, что они сочтут более выгодным заглянуть сначала в Удачный. Ну а если это случится… Она давно уже поклялась себе – там она как-нибудь, да сбежит. Вырвется. Как-нибудь…

Вот так-то. А пока…

Лишь двое старых советников сатрапа пытались удержать его дома. Остальные подобострастно кивали, признавая, впрочем, что для правящего сатрапа это и в самом деле был шаг небывалый. А впрочем, говорили они, государь волен поступать так, как считает нужным. Что характерно, сопровождать его по доброй воле не вызвался ни один, а те, кому он напрямую приказал ехать, сделали это весьма неохотно. Прочие завалили Касго подарками в дорогу и принялись чуть ли не подталкивать его к корабельному трапу… А молодой государь, словно пораженный слепотой, продолжал упрямо не замечать грозных признаков заговора! И даже третьего дня, когда Серилла осмелилась заговорить с ним о своих подозрениях и тревогах, Касго сперва высмеял ее, потом всерьез прогневался. «Ты сама желала бы сыграть на моих страхах! – кричал он на нее. – Тебе ведь отлично известно, в каком плачевном состоянии пребывают мои нервы! Ты хочешь вконец расстроить меня своими дурацкими разговорами, разрушить мое здоровье, и без того донельзя хрупкое! Повелеваю: умолкни! Отправляйся в свою каюту и не смей показываться, пока я тебя не позову!»

У нее до сих пор краска приливала к щекам, стоило только вспомнить, как униженно пришлось ей повиноваться ему. Ее проводили, а вернее, отвели в каюту двое гнусно ухмылявшихся калсидийцев. Ни один к ней не притронулся, но, пока шли, они вовсю обсуждали ее телесные достоинства. И помогали себе очень красноречивыми жестами. Оказавшись внутри, Серилла первым долгом вдвинула в ушки хилый дверной запор. Потом подтащила к двери каюты дорожный сундук… Касго вызвал ее целые сутки спустя. Когда же она предстала перед ним, первым делом осведомился, усвоила ли она урок. Он ждал ее ответа, уперев кулаки в бедра, скалясь в ухмылке… Он никогда не отважился бы так вести себя с ней, будь они по-прежнему дома, в столице. Что ж… Она смиренно потупилась перед ним и ответила: «Да, усвоила, господин мой». Внутри у нее все кипело, но ей показалось, что так будет мудрей.

О да! Она хорошо усвоила преподанный ей урок. Теперь она знала, что он отринул последние крохи вежливости и достоинства. Прежде беспутство было для него всего лишь забавной игрой. Но игра зашла слишком далеко, и теперь он попросту распадался… Вот тогда-то она и решила вернуть себе свободу, как только представится хоть маломальская возможность сбежать. Она ничем не была обязана этому юному ничтожеству. Лишь верность сатрапии, которую она собиралась нарушить, тревожила ее совесть. «Я всего лишь женщина, – говорила она себе. – Одинокая женщина. Могу ли я всерьез надеяться хоть что-нибудь предпринять, чтобы остановить это разложение?…»

Касго же с того самого дня наблюдал за ней, как кот за мышкой, ожидая, не вздумает ли она бросить ему вызов. До сих пор у нее хватало изворотливости всячески избегать противостояний, но при этом и пятки ему не лизать. Она была неизменно вежлива и немногословна. Да и на глаза ему попадаться старалась как можно меньше.

Сегодня, когда он вызвал ее «посоветоваться», она со страхом предчувствовала, что дело вполне может кончиться непримиримым столкновением характеров. И теперь молилась Небесам, призывая благословить ненасытную ревность Кикки, ибо стоило Серилле войти в покои сатрапа, как та буквально полезла из кожи вон, дабы Касго занимался исключительно ею. Во всех отношениях. И великолепно в том преуспела. Касго пребывал в полнейшем бесчувствии.

Кикки не обременяли ни малейшие предрассудки стыдливости. Она сделалась Сердечной Подругой благодаря доскональному знанию калсидийского языка и обычаев. И теперь Серилле было ясно, что девушка полностью приняла культуру этой страны. В Калсиде женщина могла достичь власти токмо и единственно руками мужчины, которого ей удалось к себе привязать. И вот сегодня вечером Кикки показала, что пойдет абсолютно на все, лишь бы только удержать внимание Касго. «Какая жалость, – думала Серилла, – девочка не понимает, что в действительности ее поведение – вернейший способ совсем потерять Касго. Очень скоро он бросит ее, как надоевшую куклу. Что ж, будем надеяться, что ее проделки займут его хотя бы до прихода в Удачный…»

Серилла как раз смотрела на них, когда сатрап приоткрыл один глаз, мутный и красный. Она не отвела взгляда. Она весьма сомневалась, что он вообще заметил ее присутствие.

Но он заметил.

И приказал:

– Подойди!

Она ступила на толстый ковер, старательно обходя раскиданную одежду и блюда с объедками. И остановилась на расстоянии шага от его ложа.

– Государь желал посоветоваться со мной? – спросила она по всей форме.

– Подойди! – повторил он капризно. И указал пальцем на участок ковра непосредственно рядом с диваном.

Но пройти этот последний шаг было попросту выше ее сил. Она не могла переступить через свою гордость.

– Зачем? – спросила она.

– Потому что я – сатрап! И я приказываю тебе! – рявкнул он, мгновенно разъяряясь. – Какие тебе еще причины нужны?

Он отпихнул Кикки и сел. Та лишь застонала и откатилась в сторонку.

– Я не служанка тебе, – ровным голосом заметила Серилла. – Я – Сердечная Подруга. – Она выпрямилась как только могла и нараспев прочитала: – «…дабы уберечь его разум от влияния льстивых женщин, а тщеславие – от подхалимов, стремящихся лишь к собственной выгоде, пусть он избирает себе Сердечных Подруг и сажает их рядом с собою. Пусть он не сочтет себя выше их, а их – ниже себя и позволит им открыто высказывать все, что велит их мудрость, давая советы сатрапу в тех областях, в которой каждая из них наиболее просвещена. Пусть у него не будет среди них любимиц. Пусть не избирает он их, соблазняясь внешностью или дружелюбием. Подруги же пусть не восхваляют его и не склоняются покорно к его мнению из страха возразить государю, но, ничем не смущаясь, пусть неизменно подают ему честный совет. Пусть Подруга…»

– Пусть Подруга заткнется!!! – заорал Касго. И громко захохотал, восхищаясь собственным остроумием.

Серилла замолчала, хотя и не потому, что он ей так приказал. И с места, где стояла, не сошла ни на йоту.

Некоторое время он молча смотрел на нее, и странные насмешливые искры разгорались в его глазах.

– Глупая женщина, – проговорил он затем. – Как высоко ты ставишь себя. Как крепко ты веришь, будто два-три кем-то придуманных слова вправду могут тебя уберечь… Сердечная Подруга! – передразнил он. – Титул, подходящий для женщины, которая боится быть женщиной! – И он облокотился на тело Кикки, как на подушку. – Надо бы тебя от этого излечить… К примеру, отдать тебя матросам. Задумывалась ты об этом, а?… Наш капитан – калсидиец. Он не осудит меня, если я прогоню от себя женщину, которая мне наскучила. – Касго помолчал. – Может, он сам первый побалуется с тобой. А потом пустит по кругу…