— Почти девяносто.

— Девяносто, Крис, ты хоть понимаешь, что это значит? — Мой голос начал срываться в нарастающей истерике. — Ты стар! Старик, всего на несколько лет старше Стюарта. Какие ты чувства испытываешь, когда смотришь на простых людей, которым тоже девяносто? Которые ходят под себя, забывают собственное имя и трещат костями при каждом движении. Ты не испытываешь отвращение, осознавая, что где-то внутри ты такой же: старый, дряхлый, немощный? Что твоя фальшивая молодость всего лишь оболочка, пестрый фантик, скрывающий гнилую конфету. — На его щеках заиграли желваки, а губы сомкнулись в тонкую линию, но я не могла остановиться. Слова сами лились изо рта. — Тебе уже девяносто, но ты энергичен, весел и характером как двадцатилетний. Что это, маска? Способ скрыться от реальности? Или такими стают все умершие, что становятся значительно старше своего тела? Глядя на вас — тебя, Рейна, даже Данте с Мелори — складывается ощущение, что вы иногда забываете, что уже не являетесь нормальными людьми. Как вы вообще это делаете? У вас же нет родных, нет семьи, нет нормальных друзей, нет нормальной жизни! И я…  нет. Нет. У меня еще остались крупицы настоящего. У меня еще есть то, что держит меня здесь. Школа, живые друзья, живые родители. Я не хочу отказываться от всего этого! Я не хочу становиться жалким существом в мертвом теле, которое вынуждено доживать свой век в одиночестве, страдая от вечного кризиса среднего возраста и эгоистично утешая себя тем, что не одна такая в этом мире!..

Не знаю, что еще могло сорваться с моих губ. Когда тяжелая рука Криса вдруг ударила меня по щеке, заставив пошатнуться, все мысли спутались в один большой комок. А через мгновение они исчезли, дав место осознанию, что же я только что наговорила. Нет, нет, нет! Я не хотела этого говорить! Пожалуйста, пожалуйста, кто-то скажите, что это все просто страшный кошмар!

Я в ужасе закрыла рот ладонью.

— Я…  я не…

— Закончила? — Холод в голосе парня, казалось, мог обратить в лед весь мир. — Значит, ты считаешь нас жалкими существами?

— Нет, прошу тебя! Я не это хотела сказать! — невозможно было скрыть панику, с которой я глядела в эти суровые глаза.

— Значит, я дряхлый старик, который скрывается за личиной молодого тела? Значит, мы уже не нормальные люди?

— Пожалуйста, Крис! — Слез не было, но голос дрожал и срывался, словно при истерическом плаче. Я приблизилась и дрожащими руками дотронулась до кофты парня. — Не говори так!

Он грубо оттолкнул мои руки и поглядел с такой ненавистью и отвращением, которое я никогда не видела в его глазах. Это заставило меня сломиться собственным отчаянием и бессильно упасть на колени.

— Чего ты за меня цепляешься? — воскликнул он в гневе. — Я же старик, да? Педофил, запавший на семнадцатилетнюю девку. Тебе же должно быть противно! Правда я вот не заметил отвращения на твоем лице, когда ты со мной трахалась! Или тогда тебе было плевать на мой возраст?!

— Прости, прости, прости! — повторяла я, схватившись руками за голову. О, если бы я могла её просто разломить пальцами, чтобы избежать этого стыда. — Пожалуйста, не говори так грубо. Я не хотела! Я не хотела все это говорить!

— Не хотела? — гнев сменился холодным бесстрастием. — А ведь все это и к тебе относится. Ты тоже теперь не человек. Жалкое существо в мертвом теле. Фантик, конфета в котором медленно, но верно гниет. Ты такая же, как и мы.

Почему он говорит такие жестокие слова? Почему я говорила такие жестокие слова?

Без потребности в воздухе, я задыхалась от отчаяния и горя.

— Пожалуйста, — в который раз, тихо прошептала я, с усилием подняв глаза на Криса. — Я не хотела. Мне просто очень страшно. Я не хочу умирать. Я боюсь, боюсь! — Моя рука вцепилась в штанину парня. Он дрогнул, но не оттолкнул, и лишь сильнее нахмурился, со странным выражением глядя мне в глаза. — Мне страшно, Крис! А что будет с мамой и папой, когда я умру? А кто им скажет?

— Мио…

— А как они будут дальше жить?

— Мио!

— А если это будет больно? Что будет, когда меня пожрут? А если я попаду в Ад? Там же эти твари…  я буду одна…  — Плечи начали дрожать от безслезных рыданий, а голос вновь срываться. — Крис, Крис, я же буду совсем одна!

Гнев в глазах парня погас, и на его место пришло неловкое сожаление, но я не заметила этого, и продолжала бессвязно лепетать, как маленький ребенок.

— Я же самая слабая из вас и даже игрушечный меч в руках никогда не держала. Меня первой убьют.

Крис присел предо мной, положив руку мне на плечо.

— Мио, успокойся, — серьезно сказал он. — Возьми себя в руки. Я уже не злюсь, видишь.

Но я не могла понять, что он говорит, мой разум сжимался путами нахлынувшего страха.

— А если я сейчас приду домой и Лилит захватит меня? А если она причинит вред родным? А если она что-то сделает маме? Мама, она же…  я же всю жизнь её ждала, а тут…

Крис шумно выдохнул и крепко обнял меня. Я уткнулась носом в его грудь, дрожа словно от сильного холода и не могла успокоиться.

— Мио, хватит, — заговорил он со слабой, но все же нежностью в голосе. — Хватит. Твои глаза опять красные, а голос становиться двойным. Просто успокойся.

Меня как током ударило, и я забилась в истерике в его крепких руках.

— Вот видишь! Видишь! Я же совершенно её не контролирую!

— Просто перестань брыкаться, ты мне ребра сломаешь! — рявкнул он, и это меня почему-то успокоило.

Я бессильно обмякла в его объятиях и лишь одной рукой схватилась за его рукав, боясь, как бы он меня опять не оттолкнул.

— Прости.

— Да простил, простил уже. Хватит. Такими темпами ты сама себя угробишь.

— Я не хотела говорить тех ужасных вещей. — Я подняла на него глаза. — И я не считаю вас жалкими существами. Вы сильные.

Губы Криса коснулась грустная улыбка.

— Мы не сильные. Нам просто нечего уже терять. И самая большая ирония в том, что твои слова полностью правдивы. Ну а правда эта и есть наша самая главная слабость.

* * *

Мама было сильно удивлена, увидев меня на пороге дома. Я объяснила, что