Меня встретила яркая, замечательно сохранившаяся, приветливая женщина. С порога позвала на чай и вручила в подарок присланную из другой страны книгу стихов ее друга.

Естественно, сразу бросились в глаза книги в шкафах. И еще – портреты самой Инны Леонидовны, сделанные известными московскими художниками. Я насчитал шесть довольно интересных изображений. Из своего архива хозяйка вручила мне в качестве презента публикации 60– 80-х годов, связанные с гонениями на Андрея Синявского и Юлия Даниэля[28]. Кто в теме, тот может понять ценность газетных вырезок прошлых десятилетий, ведь их не найти и в Интернете. Думаю, что при встрече с Марией Васильевной Розановой, вдовой Андрея Донатовича, я вручу ей эти давние публикации. Инна Леонидовна рассказала мне о том, как в 50-е годы она посещала занятия в кружке художественного слова, которые вела в Мерзляковском переулке Елизавета Яковлевна Эфрон – сестра мужа Марины Цветаевой Сергея Эфрона. Конечно, этот мой визит был нужен не только для знакомства с жизнью великого ученого, пусть даже и из первых уст, – меня интересовало, как сама Инна Леонидовна сумела пережить трагические годы сталинских репрессий. Ведь имена, фамилии и заслуги не помогали тогда получить индульгенцию. Я оказался прав.

– Александр Наумович, несмотря на то что был самым молодым в СССР академиком, к тому же награжденным тремя орденами Ленина, тремя Сталинскими премиями и т. д. и т. п., выжил только потому, что был слишком известен в ученом мире. Ведь в 1952 году по распоряжению Сталина большинство членов Еврейского антифашистского комитета были расстреляны, иные получили сроки – спаслись только Илья Эренбург и мой дядя. Поразительно, что дядя остался жив, ведь он дружил с самим Соломоном Михоэлсом.

Скажу, что Александр Наумович спас и меня. После смерти моего папы он полностью взял на себя заботы обо мне. С поразительной пунктуальностью в один и тот же день месяца он посылал нам с мамой деньги на жизнь. Точнее, на выживание. Включая все годы войны.

Вспоминая далекое одесское детство, я вижу перед глазами дядю Шуру, встреча с которым всегда превращалась в праздник. Когда он приезжал из Москвы к нам в Одессу, мы становились другими, чувствуя, что жизнь прекрасна. Жили мы тогда в той же большой старинной квартире на Преображенской, где прошли его детство и юность и где в массивном шкафу стояли экземпляры его первой книги, изданной на средства отца в так называемой коммерческой типографии (нынче все типографии коммерческие), когда автору было всего лишь 24 года. Кстати, замечу, что первой женой моего дяди была знаменитая поэтесса Вера Инбер.

О своем дяде я могу говорить много, но хочу особо отметить, что в нем в очень раннем возрасте, в 5-б лет, уже проявились выдающиеся способности к познанию, анализу. Ученик младшего класса, он уже решал задачи выпускников школы. Все детские и юношеские годы для него были временем учебы, занятий наукой. Доходило до абсурда. Однажды Саша, совсем юноша, бросил страшную, невероятную, апокалипсическую фразу, которую я запомнила с детства, еще ничего не понимая: «Мое любимое время – еврейские погромы, потому что никто в эти часы не мешает мне заниматься наукой».

Скажите, ведь эти слова мог произнести только сумасшедший или и впрямь человек-уникум?

Вот вы просите меня рассказать о Фрумкине. С этим ко мне много раз обращались наши писатели, популяризаторы науки. Поделиться воспоминаниями просили и заинтересованные в подобных публикациях издатели в разных странах. Как могла, я удовлетворяла их просьбы. Одна моя статья о великом ученом опубликована в сборнике, вышедшем в издательстве «Наука».

Не забуду такой факт. Когда Роберт Кеннеди приезжал к Хрущеву в Москву, он попросил организовать ему встречу с академиком Фрумкиным, который, кстати, работал в Америке еще в конце 20-х годов. Этот факт о чем-то говорит…

Февраль 2010

Культура – это то, что остается. То, что забыто, утрачено, исчезло с лица земли, из памяти поколений, – не существует. Вот почему каждое воспоминание тех, кто может свидетельствовать, фиксировать прошлое, – это и есть вечное. Много лет я знал семью Валериана и Галины Каландадзе. Он – телевизионщик (Валериан Сергеевич скончался в 1991 году). А кто она? Да просто жена. Коллега, советчица, хранительница домашнего очага. Лишь недавно она переехала из той квартиры на Новом Арбате, где происходили описываемые далее события. В. С. Каландадзе был причастен к созданию многих телепрограмм 70—90-х годов прошлого века. Тогда не существовало ни ночных клубов, ни респектабельных кофеен, ни даже пресловутых саун, где нынче решаются многие «судьбы мира». В те застойные годы все эти атрибуты нынешней общественной суеты заменяла уютная кухня.

С семьей Каландадзе я познакомился у художника И. Глазунова в начале 80-х. Дружили, общались. Наши встречи казались обыденностью, лишь недавно мне пришло в голову: то, что знает Галина Яковлевна, может остаться только в ее памяти. И я попросил ее рассказать о том, чем когда-то была заполнена ее жизнь.

– Мои воспоминания относятся к самой застойной эпохе. Мой муж, Валериан Сергеевич, был тогда заместителем главного редактора литературно-драматического вещания Гостелерадио. Он ведал изобразительным, литературным и театральным отделами, а также оперативным эфиром. Телевидение тогда тоже властвовало над умами. Тем более что особых-то, изысканных развлечений не существовало. А те, что были, подавались, как правило, под официально-идеологическим соусом. Водку продавали с 11 утра до 7 вечера, рестораны закрывались рано. Телеэфир был хоть какой-то отдушиной для обывателя, сидящего дома. Но ветры перемен все же задули над страной, особенно после смерти Андропова. И вот в это время на Гостелерадио из ЦК КПСС была спущена телефонограмма: организовать для телезрителей какую-нибудь развлекательную (читай – отвлекательную от плохих мыслей) передачу. «И чтобы она была смешной», – советовали там, наверху. Когда об этом мне сказал, придя домой, Валерий, мы стали думать, что бы «сварить повкуснее». Посоветовавшись с тогдашним завотделом сатиры и юмора «Литературной газеты» Виктором Веселовским, решили создать развлекательную юмористическую передачу под названием «Вокруг смеха».

Первым сценаристом, как помню, был Аркадий Инин. Стали ломать голову, кого взять в ведущие. Как ни странно, именно я попала в точку, предложив однажды во время дебатов: «Да позовите этого длинного и смешного Сашу Иванова из Ленинграда». Предложение понравилось. Иванов вместе с женой, актрисой Олей Заботкиной (исполнительницей главной роли в фильме «Два капитана»), переехал в Москву. Передача, вне всякого сомнения, имела огромный зрительский рейтинг: когда ее транслировали, вся страна приникала к экранам.

Дело еще в том, что до этой передачи тексты талантливых сатириков исполняли известные актеры. Скажем, Михаил Жванецкий сочинил какой-то монолог, но выступал с ним Аркадий Райкин, и народ думал, что Райкин сам сочинил смешную байку. А Жванецкого тогда и не знали. Его имя было известно в узком сатирическом кругу. И вот впервые с экрана телевизора сам Жванецкий читает свое произведение. Да какое! Его интермедия о ликероводочном заводе имела невероятный успех. Она-то мгновенно и сделала талантливого юмориста всесоюзно популярным. Со своими рассказами стали выступать Аркадий Арканов, Толя Трушкин, Фима Смолин. Выступали, что называется, живьем, и их лица стали узнаваемы.