13. Да, наше сердце радуется, когда глаза видят нежный луч утреннего солнца, и все звери громкими голосами ликуют, встречая его, прелестного родителя дня, и цветы открываются, чтобы жадно вобрать в себя первый нежный дар лучей светлого утреннего благословения прекрасного солнца, и волны далекого моря, подобно малым детям, резво играют и теребят широкое, светлое одеяние своего сияющего родителя. Но это всего лишь мысли, полные чудесных образов. Когда же я думаю, что для восприятия всей этой красоты все-таки необходим человек, чье сердце способно на такие образные мысли, если его душа обрела надежную опору в любви Бога, тогда приходит утешительная мысль — из истинного порядка. Она такова: все эти утренние и прочие красоты были бы ничем, если бы не были увидены, восприняты, прочувствованы и, таким образом, внешне охвачены человеком, которому присуща живая душа, а ей — вечный дух любви из Бога.

14. Но если нам все это хорошо известно, как же тогда получается, что мы всякий раз ликуем, когда солнце по Божьей воле восходит, чтобы засиять в назначенное время, — однако почти совсем не удивляемся, когда, рассматривая наш собственный дух, мы видим в нем свет, который в чудеснейшей свободе, никогда не заходя, с постоянной силой и способностью к любви сияет там повсюду в бесконечные сферы милости и любви вечного, святого Отца?!

15. Да, нас изумляет капелька росы, когда ее переливающиеся лучистые краски и дрожащие отсветы тешат наш чувственный глаз, в то время как мы оставляем почти без внимания неизмеримые капли жизненного чуда Божьей любви в нас! Когда нас овевает свежий утренний ветерок, о, тогда мы ликуем, встречая улыбкой его грациозную легкость; однако мы мало радуемся тому, что нас постоянно и всецело охватывает свежайший ветер жизни из вечного утра Бога перед лицом солнца духа для вечной и все более, и более свободной жизни! Мы направляем всю силу нашего зрения к широко раскинувшейся волнующейся поверхности моря и изо всех сил наслаждаемся свободным колыханием сверкающих вод; но великие волны света безбрежного моря Божьей милости часто бесследно проходят мимо нас, — и наша радость по этому поводу далеко не беспредельна. Крыло бабочки, отливающее красным, зеленым или синим цветом, приводит нас в изумление; но высокую мысль в душе бессмертного брата мы легко отвергаем, считая ее никчемным иллюзорным плодом ветреной фантазии! Нередко мы любуемся гнездом птицы и справедливо славим за это Бога, — с великим пренебрежением оставляя без внимания бесценное изысканное творение свободного, бессмертного духа!

16. О сколь возвышенным чувством откликается наша душа на шелест кедров, когда сильный ветер с беспощадной стремительностью проносится сквозь их нежные ветви; но святой шелест духа вечной любви не доходит до оглушенного ветром уха, которое ищет слово в буре и не обращает внимания на громкий зов голоса Бога в собственном сердце!

17. О отец, раз уж я говорю перед тобой, позволь мне продолжить говорить из моего сердца, которое осознает перед Богом, что если некто имеет большой и малый сосуд и кладет в большой малое, а в малый — многое, так что все не умещается и высыпается наружу, где его растаптывают, в то время как большой сосуд, в котором уместилось бы очень многое, остается почти пустым, — то это воистину несправедливо и находится вне всякого прядка! Наше чувственное тело — малый сосуд, который мы постоянно перегружаем, а наш дух любви как бесконечно большой сосуд остается почти без внимания, и потому мы кладем в него ужасающе мало!

18. Мы регулярно возжигаем нашу жертву и полагаем, что если падем ниц лицом в земную пыль перед жертвенным огнем, то доставим тем самым удовольствие Господу. Но это сплошь вещи, перегружающие малый сосуд, в то время как о большом, единственно угодном Господу жертвенном сосуде чистой любви в духе и истине мы при этом почти не думаем!

19. Однако по моему разумению, раз уж мы делаем нечто как очевидный знак нашей духовной слепоты, то тем больше мы должны придерживаться главного, которое только и определяет истинную вечную жизнь духа любви в Боге! Каждое утро, каждый восход солнца напоминает нам об этом, поскольку из-за слепоты нашего духа мы не знаем, откуда это солнце приходит, и чем оно является. Об этом же напоминает нам и кора дерева, которая его одевает, ибо никто не станет утверждать, что дерево существует ради коры, но кора — ради дерева, чтобы творящие силы дерева из Бога оставались защищенными и скрытыми от нашего плотского любопытства, — а духу служили знаком из Бога, говорящим:

20. "Смотри, Я спрятал жизнь от плоти, чтобы смерть не заметила ее, и сокрыл Мою собственность в тебе, чтобы ты, надежно сохраняя, нес ее в себе, пока не придет время снять покров! Под корой бурлит могучее движение, там действует упорядочивающая, мудрейшая и по-настоящему заботливая святая любовь вечного Бога! Там шумят мощнейшие потоки деятельной жизни из Бога!"

21. О отец, таким образом, все, все, что мы видим нашими телесными глазами, есть не что иное, как мертвое одеяние, внутри которого тихо струится жизнь. Это одеяние облачает и нас, и прежде всего — нашу жизнь в нас; и если мы в чистой любви к Богу найдем ее, тогда только оживут вокруг нас чудеса, внешняя, мертвая видимость которых так легко и часто увлекала нас, так что мы ей едва ли не поклонялись.

22. Кто станет восхищаться каплей воды, потому что она — частица воды?! Что же тогда делать человеку при виде моря или проливного дождя, когда он бесчисленными каплями падает сверху на землю и делает ее плодородной?!

23. Если же дух узрит в капле свой собственный образ, о отец, только тогда начнет он собирать для сосуда жизни и премного удивится, ибо в себе самом, как и в своих братьях, согласно прежним наставлениям солнца, откроет величайшее из чудес — вечную бесконечную любовь Бога, полную величайшего смирения в нас! — О отец, смотри, я закончил! Прими это благосклонно и всемилостивейше укажи мне твою дальнейшую волю! Аминь».

Глава 53. Адам удивляется мудрости Еноха

1. В глубоком изумлении выслушал Адам эту речь из уст Еноха, а затем потер лоб и, семикратно ударив себя в грудь, наконец произнес:

2. «О любовь, что же ты такое, что я не способен на тебя гневаться? О Енох, послушай, ты великий