человек науки, что уже не жалко животных?

— Осип, — понимая что разговор может закончиться скандалом киваю. — Что ты хочешь?

— Сказать тебе правду, — улыбается друг. — Хватит врать друг другу.

— Ты о чём?

— Да всё о том же, Михал. Всё о том же. Надо всё решить. И это, просьба у меня к тебе будет.

— Слушаю.

— А надо не только слушать, но и смотреть. Вот мы с тобой кто?

— Друзья?

— Нет, Михал. Не прав ты. Но я всё понимаю, енто дело такое, непонятное. Вот только… Ты ничего странного не замечаешь? События там, поступки наши? Слова?

— Да вроде нет. Осип, к чему этот разговор?

— К тому что нам надо действовать! — кричит Осип. — Нет не так как до этого, а по-настоящему. В столе у дохтора ентого полоумного, знаешь что лежит? Нет? А там, в верхнем ящике, бурда которой Марта, будь она неладна, моих Кольку и Светку изуродовала. Или как мне их называть? Влад и Маришка?

— Осип…

— Хватит, профессор! Хватит, я всё знаю. И Колька не Колька и Светка не Светка, и Катя не невеста. И вообще, не мои они дети. Не мои… Знаешь как больно мне от ентого? Нет? Не понять тебе… Я же со всей душой, а мне в ответ обман. Понимаю… Открой, выдвини ящик, достань лекарство.

— Не надо, Осип, не надо. Одумайся. У них выхода не было. Их запытали, замучили. Они…

— Ты чавой несёшь, юродивый, — строго смотрит на меня Осип. — Ты что, подумал что я им мстить буду? Совсем тебя твоя наука ума лишила. В микроскоп надо меньше смотреть. Достань шприц, поклади на стол, и без глупостев. Ты меня знаешь. Выльешь лекарство, придушу не пожалею.

Делаю как говорит Осип. Отодвигаюсь от стола, смотрю на него и тут…

— Я стану таким же, — подходя и хватая шприцы кивает Осип. — Да, они не мои. Да обманывали. Но прикипел я к ним. Понимаешь? Я же так радовался весь, думал бог мне их вернул. А тут…

— Откуда ты знаешь? Кто тебе рассказал?

— Кто-кто, дед Пихто. Знаю и всё. Сам видел, сам слышал. Сам всё понимаю. И помню. Мы кто? Вот мы с тобой? Нет, Михал, не друзья. Хотя да, так тоже можно сказать. Но на самом деле… Ты есть, а меня нет.

— Это как? — ничего не понимая спрашиваю. — Но я тебя вижу. Ты здесь. Мы…

Вздохнув Осип отходит к стене, встаёт около зеркала и зовёт меня к себе.

От страха сглатываю, еле переставляя ноги подхожу, как вдруг Осип ловит меня за плечи и поворачивает к себе.

— Что видишь, профессор? Опиши меня.

— Голова нечёсана, бородища. Зубы золотые. Крепок…

— Запомни, — улыбается Осип. — Хорошо запомни. А теперь смотри!

С этими словами Осип поворачивает меня к зеркалу и там…

— Это как? — созерцая в зеркале перепуганную рожу Иваныча спрашиваю. — Это…

— Меня нет, профессор, — криво улыбается отражение. — Настоящий Осип умер от излучения. Меня же, ты выдумал. Я это ты. Ты по воспоминаниям и рассказам настоящего Осипа создал меня. Ты меня выдумал. Меня нет.

— Но как? Друг мой, давай прекратим всё это. Ты подговорил Серафину и вы с ней разыгрываете меня. Хватит, уже не смешно.

— Могила настоящего, слева от помойки. Ты положил тело в металлический шкаф, чтобы крысы не добрались. И обложил обломками бетона. Крест ставить не стал. Не смог… Вспоминай!

— Я…

Опустив голову плетусь к столу, падаю на стул и обхватив голову руками, понимаю что всё это правда. Я настолько сильно боялся остаться один, что выдумал себе товарища. И этот товарищ, мой собственный выверт сознания, сейчас рассказывает мне правду.

— Но зачем?

— Зачем? — появляется передо мной Осип. — Так енто, мне сыну помогать надо, ага. Да, не сын он мне. Но… Люблю я их, профессор. Прикипел я к ним, ближе чем к родным. А какая помощь от меня? Мы с тобой обычный человек. Ентих, суперсилов у нас нету. Ну и как мы им поможем, наукой твоёй? А если пулю в голову поймаем? Нет, не обсуждается. Нам надо стать такими же. Вкалывай лекарство.

— Нет! Это не проверенно. Нет гарантий. Никаких. Вообще никаких.

— А у меня есть, — возражает Осип. — Сам смотри, морда профессорская. От «Первопричины» мы не сдохли, а даже сильнее стали. Лекарство у нас есть. Влад и девчонки в нас верят. Остаётся самоубиться.

— Нет!

— Прости, друг, — подняв руку вздыхает Осип. — Но так надо.

С этими словами, Осип хватает меня за шею, второй рукой всаживает мне в бедро оба шприца и вводит раствор. От боли прихожу в себя и с ужасом понимаю что сам себе сжимаю горло, а второй рукой держу шприцы.

— Осип, что ты наделал?

— Ты подожди, Михал, — шелестит в голове голос Осипа. — Я сам…

Тело прекращает слушаться. Вскакиваю, выдёргиваю шприцы и бегу к выходу. Пробегаю коридор, ныряю в лаз и шустро ползу.

— Куда?! — кричит в голове Серафина. — Стой! Там фашисты. Ломакин!

— Нету его, — отвечает ей Осип и шустрее ползёт.

— Остановись! — командует Серафина.

И Осип замедляется. Замедляется, но рыча ползёт вперёд.

— Друг мой, пока не поздно, давай вернёмся. Наша смерть.

— Нам надо умереть. Надо! Мы воскреснем и поможем.

— Пожалуйста, не надо. Если не получится, мы же их одних бросим. Они…

— Колька справится. А ты не мешай. Ничего, профессор, мы им всем ещё покажем. Держись.

Не обращая внимания на наши уговоры, Осип как баран прёт вперёд. Проползает по тоннелю, оттолкнув камень выскакивает наружу и бежит к бродящим по куче мусора фашистам, которые ничего не замечая бродят и смотрят куда угодно, но не на нас.

— Дед! Ты совсем спятил? — кричит голос Серафины. — А ну обратно. Я пока глаза им отвожу, но долго…

Усмехаясь, Осип хватает