Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Спасибо и прости. Я почел бы за честь быть твоим другом. Но я приношу несчастье. Я сам — несчастье. Так пусть пожнут его те, кто посеял».
— Блаженный, — добавил он.
— Они сейчас убьют его, — сказала Марина. — И все на этом кончится.
— Да нет… С чего ты взяла?
— Я своими ушами слышала. Они даже и не думают о другом… Господи! Мы бы перевели его в другую больницу, подключили других психиатров, разобрали бы заново все это дело…
Вдруг появился Александр. Откуда тот взялся, она не заметила.
— Маринка!.. С тобой все нормально?
Она машинально кинулась на грудь и ему — так, чисто по-дружески… впрочем, сразу отстранилась, ища глазами Терминатора.
Тот уже отошел — с каменным лицом. Деликатный, блин… идиот…
— Все отлично, — бодро сказала Марина.
— Слушай, я чуть с ума не сошел. Бред какой-то.
— Хорошо, что ты приехал. Да подожди ты… убери руки… Сашенька, милый, я никогда тебя ни о чем не просила. Пожалуйста. Мы должны их остановить…
— Ах, теперь Сашенька…
Мимо проследовала, понимающе поглядев на них, лейтенант Тульская. То ли оценила по достоинству несостоявшиеся объятья, то ли услышала часть прозвучавших реплик.
— Пожалуйста! Ты же можешь позвонить губернатору?
— С какой стати? — он заметно напрягся. — Почему ты МЕНЯ об этом просишь?
— Пусть я прошу о глупости. Пусть… И о доверии. Неужели тебе так сложно?
— Мне — сложно. Совершенно не мой уровень.
— Хорошо, — сказала Марина другим тоном. — Позвони Базарову. Евгению Петровичу. Нигилисту своему. Пусть он звонит губернатору, это уж точно его уровень. Ваш Павел Смык, между прочим, жизнь отдал, чтобы вон то тепличное растение в «Жигулях», которое сейчас расстреляют и растопчут, осталось живо и здорово.
— А ты повзрослела… малышка, — произнес Александр медленно.
— Я выздоровела. Будешь звонить?
— Евгений Петрович в курсе всего, что здесь происходит. Но ситуация настолько вышла из-под контроля… не только нашего, кстати. Ленский тоже икру мечет, а сделать что — фиг! Сейчас любая случайность сильнее миллиона баксов.
— Ты хочешь, чтобы мы с тобой стали врагами?
— Меньше всего я этого хочу, маленькая. Я тебе скажу, ты поймешь. Как бы хозяева жизни не тешили себя сказками, будто они держат мир на ниточках, все равно есть кто-то выше их, кто ниточки в самый неподходящий момент обрежет. То дерьмо, в котором мы с тобой увязли — лучшее тому подтверждение.
Марина смотрела на Александра, не узнавая его.
— И это говоришь ты?
— Только никому не передавай, а то меня уволят.
— Так ты предлагаешь ничего не делать?
— Все, что мог, я уже сделал. На своем уровне, конечно. А кто и с каких позиций поставит губернатора в известность, от меня не зависит… Знаешь, Марин, пойду я. Устал очень. Вон моя машина, видишь? Если понадоблюсь — найдешь. Я всегда рад тебя видеть, ты же знаешь…
…Терминатор молча курил, с тоской созерцая, как мило воркуют Марина с Александром. Он стоял довольно далеко — слов не слышал. Однако пара была хороша, нельзя не признать. Импозантный мужчина, стильная женщина…
И в этот момент грянул громкоговоритель гаишных «Жигулей», перекрывая все разговоры. Вещал не Костя Саночкин. Вещал сам маньяк:
— ВЫ ВПИХНУЛИ В МЕНЯ ВЕСЬ ЭТО БРЕД — ПРО УБИЙСТВА, ПРО ОТРЕЗАННЫЕ ГОЛОВЫ! ТАК ИМЕЙТЕ В ВИДУ, ПУСТЬ ЭТО БЫЛА И НЕ МОЯ ЖИЗНЬ, НО Я ЭТО ПЕРЕЖИЛ!!! ТЕПЕРЬ Я УМЕЮ УБИВАТЬ НЕ ХУЖЕ ВАШЕГО МАНЬЯКА! И НЕ НАДЕЙТЕСЬ, ЧТО Я ДРОГНУ!
Он выдержал небольшую паузу и закончил почти спокойно:
— Если через час здесь не появится Ленский, я начну стрелять по бензобакам грузовиков. У вашего мальчика Кости нашлась занятная коллекция боеприпасов, включающая зажигательные патроны…
— …Снайперы отпадают, — сказал Мохнач. — Объект не сидит постоянно в кресле водителя, а перемещается внутри машины, перелезает с сиденья на сиденье, в том числе на заднее. Ни жратву не берет, ни воду… Еще мальчишка этот… Жена его сюда прорвалась, родители…
— Мальчишка — офицер милиции. Он знал, на что шел, когда погоны надевал, — жестко ответил полковник Лебедев.
— Ты что, предлагаешь не считаться с потерями?
— За кого ты меня принимаешь, Мохнач? Конечно, лейтенанта надо вытаскивать. Появилась у нас одна… гипотеза.
— Давай, давай, — оживился «альфовец».
— Гляди на схему. Есть ракурс интересный, который гаишник видит, а упырь нет… вот здесь, если чуть высунуться из-за капота фуры, которая рядом с ними…. Встанем там, порисуемся, чтобы парень понял, что к чему. А потом — с гранатомета…
— И что порисуем?
— Чтобы падал на пол. Мы ему руками покажем… примерно так, — он изобразил несколько жестов. Получилось довольно убедительно.
— Из гранатомета… — с сомнением произнес Мохнач. — Да там разнесет всё… и обе тачки, и фуру… разве что из стрелкового?
— Из подствольника не попасть, — возразил Лебедев. — Или у вас такие снайпера…
— Не, не из подствольника, — Мохнач загорелся. — Из ГМ-93. Стрелковый гранатомет. А что? Может, и прокатит… Шмальнем свето-шумовой гранатой… Если точненько в салон…
— Так не убьет же! — удивился Лебедев.
— А тебе обязательно труп подавай? Или жаркое из трупа?
— Мне гарантия нужна. Предлагаю так: на несколько секунд его парализует. В это время кто-нибудь из моих выскочит на шоссе со стороны лба и засадит ему из винтаря — точно в десятку.
— Мы еще подстрахуем, — кивнул Мохнач. — Вот здесь мои бойцы нарисуются, психа отвлекут. Они в броне — попляшут, не впервой. И хорошо бы его из мегафона подразнить — пусть концентрацию потеряет…
…Лейтенант Тульская приехала к новому месту действия в компании со своими коллегами — в спецмашинах. Только развернулись, подключились, проверили каналы, перекурили, — ее подозвал к себе полковник Лебедев.
— Пошли ко мне, — предложил он ей и со значением поиграл бровями. — На пять минут, — он ей подмигнул.
— Ты сумасшедший, — прошептала она с деланным восторгом. — Меня хватятся.
— Скажешь, по нужде ходила. Что почти правда. То, что не по своей нужде, можно не уточнять…
Дошли до палатки, влезли, закрыли полог на «молнию» и зафиксировали ползунок.
— Разговор есть, — сказал полковник.
— А я думала…
— Правильно думала. Одно другому не мешает. Если кто заинтересуется, с чего вдруг мы уединились — пусть подсматривают в инфракрасном спектре. Все, что естественно, то прекрасно…
Он стянул любимые штаны цвета хаки, сел на раскладной стул и расставил ноги. Затем он взял женщину за волосы и, утянув ее вниз, поставил перед собой на колени. Она бы и сама все сделала, но он предпочитал грубо. А ей, собственно, было наплевать — грубо или нежно. Ей, положа руку на сердце, было наплевать на все, связанное с этим человеком, как бы она ни притворялась ему на потребу. Не наколол бы с квартирой — это главное. Остальное — принять душ и забыть.