такую ситуацию, когда нормальная в общем борьба за научное и административное влияние воплотилась в форму идеологического погрома.

Сложным вопросом остается роль фронтовиков. Выше уже отмечалось, что повышение общего уровня социальной агрессии, связанного с военным временем, несомненно, сыграло свою роль в размахе кампаний. Но можно ли говорить о фронтовиках как особой группе в условиях кампаний? Думается, что нет. Участие в Великой Отечественной войне становится важнейшим фактором карьеры, бывших военных активно продвигали на первые роли в партии и комсомоле. Но они совершенно не обязательно играли ведущую роль в погромах, хотя их голос и был значим. Очевидно, что поведение определялось не принадлежностью к фронтовому поколению, а, опять-таки, ситуационными факторами. Они не действовали как-то обособлено от остальной группы, их голос тонул в общем шуме.

Глава 7

Идеологические кампании в исторической науке в личностном измерении

1. Идеологические кампании «позднего сталинизма» и судьба историка С. А. Фейгиной

Софья Ароновна Фейгина (1897–1983)[1318] не входит в когорту классиков советской исторической литературы, хотя ее работы фундированы и представляют несомненный интерес для современных историков. Это имя известно только узкому кругу специалистов по истории международных отношений времен Петра I. Исследователи истории исторической науки вспоминают ее в связи с разгромом сборника «Петр Великий» (М.; Л., 1947), где ей принадлежала статья о западноевропейской историографии петровских реформ. Книга оказалась в центре идеологических проработок во время борьбы с «буржуазным объективизмом». Имя Софьи Ароновны регулярно всплывало на страницах пропагандистских и научных изданий, на партийных собраниях и заседаниях Ученых советов. До и после этих событий ее биография в поле зрения профессиональных историографов практические не попадает, хотя историк отметилась крупной монографией и рядом интересных статей. Почему же судьба не самого крупного ученого, оказавшегося в маховике проработок, может представлять интерес? Ответ прост. Истории выдающихся исследователей, ставших жертвами идеологических кампаний, более или менее известны. Стало очевидным, что в их отношении, несмотря на все обвинения, гонители преследовали цель скорее запугать, чем устранить физически. Поэтому увольняли их крайне редко, иногда отправляли в почетную ссылку на менее важные должности и в менее престижные университеты: все-таки ценные кадры, которыми нельзя разбрасываться. Были, конечно, и другие примеры (Н. Л. Рубинштейн, С. Я. Лурье и т. д.), но это был крайний случай. А вот что стало с фигурантами менее значительными — часто остается под вопросом. Между тем, изучение их биографий в контексте идеологических кампаний позволяет подробнее, зачастую по-новому, на микроуровне взглянуть на события.

Микроисторический ракурс нередко позволяет отказаться от сложившихся стереотипов, переосмыслить многие аспекты проблемы. В свое время подобный подход, получивший название «микроистория», концептуализировал К. Гинзбург, который считал, что история начинается с реконструкции индивидуальных случаев на основе следов в источниках[1319]. В центре такого исследования оказываются индивидуальные стратегии в конкретных жизненных ситуациях[1320]. В указанном смысле случай С. А. Фейгиной — идеальный предмет анализа.

В личном деле, сохранившемся в архиве Института российской истории РАН, можно обнаружить подробности ее биографии[1321]. Она родилась 1 июля 1897 г. в Петербурге в еврейской семье. Ее отец был инженером, почетным гражданином города. В 1902 г. семья переехала в Москву, где Фейгина окончила с золотой медалью 7 классов женской гимназии, а в 1916 г. сдала на полный аттестат о среднем образовании в 4-й Московской мужской гимназии. В школе отличалась способностями к языкам. После поступила на Историко-филологический факультет Высших женских курсов. Большевистская реформа высшего образования преобразовала курсы в полноценное учебное заведение, получившее название 2-й Московский государственный университет, который Фейгина окончила в 1921 г. Во время учебы в непростое и насыщенное событиями время работала библиотекарем Московского студенческого кооператива, а также инспектором детских учреждений Наркомпроса.

Любопытный и немаловажный факт: родная сестра-близнец Софьи, Любовь, также студентка Высших женских курсов, состояла в студенческой фракции партии кадетов. В 1918 г., занимая пост секретаря Совета старост курсов, она вместе с товарищем председательницы Совета направила в ВЧК ходатайство об освобождении профессора А. А. Кизеветтера из Бутырской тюрьмы. В этом же году она подвергалась кратковременному аресту[1322]. В дальнейшем она стала специалистом по истории международных отношений, автором классического исследования «Бьёркское соглашение» (М., 1929).

Дипломная работа на тему «Торговля Новгорода с Западом» была написана Софьей Ароновной под руководством С. В. Бахрушина, который рекомендовал способную ученицу в аспирантуру. Затем почти четыре года в анкете пробел. Где могла находиться и работать молодая девушка — загадка. Активная научно-исследовательская деятельность отступает на задний план. В 1925 г. она становится редактором иностранного отдела Центрального статистического управления, где числится с января по июнь, перейдя затем в Госплан СССР и задержавшись там до 1932 г. В Госплане занималась подготовкой аналитических записок об экономическом развитии европейских стран. В 1932–1941 гг. — сотрудник Народного комиссариата промышленности. При этом Фейгина не порывала с научными исследованиями: 19 июня 1939 г. она защитила в МИФЛИ кандидатскую диссертацию по теме «Борьба Московского государства за выход к Балтийскому морю во 2-ой половине XVII века и роль в ней канцлера Ордина-Нащокина». Наконец, с сентября 1940 г. она докторант Института истории АН СССР, где работает над диссертацией, посвященной внешней политике Петра I. Научным руководителем стал крупный специалист по источниковедению А. И. Андреев[1323]. Возвращение в науку состоялось.

В годы войны Фейгина вела преподавательскую деятельность в 1941–1942 гг. в Техникуме резиновой промышленности, в 1943–1944 гг. — в Краснознаменной ордена Ленина Военной академии им. Фрунзе, «получила благодарность начальника Академии с занесением в трудовой список». «Вела активную общественную работу»[1324]. В 1946 г. историка пригласили преподавать в престижный Московский институт международных отношений, где она проработала до 1949 г.

На фоне идущей в гору карьеры Софьи Ароновны дела у ее сестры явно не ладились. В самом начале войны ее, видимо, припомнив и кадетское прошлое, 8 июля 1941 г. арестовали за «антисоветскую агитацию» и осудили на 8 лет исправительнотрудовых лагерей. Но уже в мае 1944 г. досрочно освободили[1325]. Можно предположить, что наличие осужденного родственника компрометировало Софью Ароновну в глазах спецслужб и партии.

Тем не менее, в 1949 г. она становится сотрудником Института истории, где вскоре занимает должность секретаря группы по изучению эпохи Петра I. В 1947 г. Фейгина получила звание доцента, а 29 мая 1948 г. стала старшим научным сотрудником, хотя такую должность должен был занимать доктор наук, кандидатам это позволялось в исключительных случаях ввиду особых заслуг или сложности работы. Очевидно, что у Фейгиной были влиятельные в институте покровители: член-корреспондент АН СССР С. В. Бахрушин и А. И. Андреев.

Загруженность административными делами, неурядицы эвакуации института