— Джозеф Уэйт, как ты, вероятно, поняла, человек решительный и прирожденный руководитель. В сущности, он неплохой, но временами бывает невыносим до невозможности. Уэйт щедр к беднякам, не способным, по его мнению, о себе позаботиться. Ему не понаслышке знаком тяжелый труд, и он требует того же от других, но и платит соответственно. По сути, Уэйт образец человека, который добился всего сам.

Мейси ждала, пока Морис вновь затягивался трубкой, — он явно рассказал не все.

— Как ты уже прочла в моих записях, Уэйт стал участливым и щедрым покровителем моих лечебниц в бедных кварталах на востоке и юго-востоке Лондона. Он давал деньги немедля и не скупясь, но…

Морис глубоко вздохнул и, опираясь на подлокотники, спрятал трубку в сложенных ладонях.

— Уэйт из тех, кто любит все контролировать или по крайней мере думать, что контролирует.

— Что между вами произошло, Морис?

— Словом, он взялся наставлять меня в некоторых деликатных аспектах моей работы. Со стороны это может показаться пустяком. Но в его нравоучениях обнаружилась глубокая предубежденность. Уэйт стал мне указывать, каких людей клиники будут брать, а каких нет. Пытался навязать нам условия, по которым мы были обязаны принимать пациентов либо отказывать им, исходя из их истории болезни. Но обращались к нам прежде всего люди, и потому, как врач, я не имел права никому отказывать, будь то уголовник или пьяница. Тем же, кто пренебрегал своим здоровьем, мы давали настоятельные рекомендации.

Мейси погрузилась в раздумья, а Морис продолжил основательно излагать свою историю:

— Уэйт стал регулярно наведываться в лечебницы, как в собственные магазины, без предупреждения. Я всегда предоставлял благотворителям полную свободу. В конце концов, созерцание труда на благо бедняков привлекало новые пожертвования. Приходили не многие, но Уэйт был из тех, кто хотел видеть свои деньги в работе. И вот однажды — я в тот момент отсутствовал — один из моих сотрудников расспрашивал девушку. Совсем еще девчонку, но уже в положении, хотя срок был небольшой. — Морис смахнул с рукава пепел. — Я лично проинструктировал весь персонал о том, что наша задача сохранить здоровье матери и ее нерожденное дитя. Любую девушку в таком состоянии мы бы оставили у себя либо передали туда, где бы о ней позаботились. Мы никогда не принуждали отказываться от ребенка. — Бланш покачал головой. — Лечебница не такое уж крупное учреждение: обычно всего две-три комнаты и небольшая кладовая. Хотя мы всячески стараемся сохранить конфиденциальность, Уэйт услышал обрывки разговора и бесцеремонно высказал свое мнение медсестре и самой девушке, которая и без того была эмоционально неустойчива. Девушка убежала. Как только мне доложили, я недвусмысленно дал понять Уэйту, что в его деньгах мы больше не нуждаемся.

«Должно быть, в то время отношения у них были натянутые», — подумала Мейси.

— А что случилось с той девушкой?

Морис вздохнул.

— Когда ее разыскали, она уже прибегла к незаконным средствам. Ее срочно доставили в лечебницу, но было поздно. Я сделал все возможное для ее спасения, но она скончалась, сжимая мою руку.

Мейси ахнула.

Морис встал и постучал трубкой о каминные кирпичи, выбивая остатки табака в очаг.

— Даже отсюда, из Челстоуна, я все еще пристально слежу за работой моих лечебниц. И тем больше у меня причин заботиться о том, чтобы здоровье женщин и детей берегли и охраняли люди квалифицированные. Я также распорядился, чтобы ни одного благотворителя не пускали без моего особого распоряжения. На то оно и пожертвование, чтобы не требовать ничего взамен. Явившись в мою клинику, Уэйт взялся всеми командовать, не избавившись от своих закоренелых предрассудков, и, по-моему, погубил невинное дитя. Нет, двоих. На все его последующие просьбы принять финансирование я отвечал отказом. Он тяжелый человек, Мейси.

Воцарилось недолгое молчание. Затем Морис предложил прогуляться по саду. К счастью, Мейси не забыла любимого изречения наставника: «Чтобы решить задачу, нужно ее проветрить». И потому, предвидя такую возможность, оделась подобающе. Ее широкие, по последней моде, темно-коричневые брюки дополняли коричневые туфли на низком каблуке, льняная блузка цвета слоновой кости и бледно-коричневый жакет из шотландского твида с воротником-шалькой и большими квадратными карманами.

Мейси и Морис шагали по росистой траве мимо деревьев, чьи отягощенные почками ветви обещали летнее изобилие. Они обсуждали ее работу, возникавшие трудности и жизнь с той поры, как Морис отошел от дел, а она сама занялась расследованиями. Наконец Мейси рассказала о своих опасениях насчет Билли.

— Дорогая, полагаю, ты уже знаешь, в чем корень сумасбродств мистера Била.

— Есть кое-какие подозрения, — призналась она.

— Как ты могла бы их подтвердить, чтобы защитить Билли?

— Думаю, прежде всего мне стоит посетить реабилитационный госпиталь Всех Святых в Гастингсе. Именно туда Билли отправили из лондонской больницы. У них должна остаться его медицинская карта. Труднее всего будет ее раздобыть.

— Полагаю, я смогу тебе помочь, дорогая. Я знаком с главным врачом: он учился у меня в Королевском колледже в Лондоне.

— Морис, готова поверить, что ты знаком со всеми докторами на свете, — восхитилась Мейси, отводя в сторону низкую ветку: они шли по парковой аллее.

— Не совсем, но мои контакты могут еще пригодиться. Я предупрежу его о твоем приезде. Когда ты отправляешься?

— После обеда. Я знаю, что они принимают посетителей по субботам.

— Хорошо.

— Хотя труднее всего будет придумать способ, как затащить его к врачу, чтобы избавить от хронической боли в ноге.

Морис остановился.

— Мейси, подозреваю, Билли повидал достаточно врачей на своем веку. Иногда люди, страдающие от хронического заболевания, не в силах даже видеть докторов. И, как врач, могу сказать, что зачастую на то есть веские причины. У нас нет ответов на все вопросы.

— Что ты предлагаешь?

— Для начала выясни, насколько твои подозрения обоснованны. Затем поговори с Билли. Ты и так это знаешь. Но на всякий случай лучше запастись планом, этаким представлением, своего рода линзами, сквозь которые будет просматриваться будущее, едва тайна будет раскрыта. Могу я предложить еще кое-что?

— Ну конечно.

— Предлагаю привезти Билли ко мне. Я бы хотел свести его с моим новым знакомым.

Мейси слушала, наклонив голову.

— Он немец, но его привезли сюда еще ребенком. Во время войны он был интернирован и в лагере познакомился с одним крайне интересным человеком, тоже немцем. Тот разработал систему упражнений, помогавших поддерживать здоровье в лагерных условиях. Даже во время первой эпидемии гриппа в 1917 году никто из узников не погиб. Надо сказать, после выхода на свободу здоровье большинства из них было еще лучше, чем до войны. И это несмотря на скудный рацион. Физические упражнения в сочетании с режимом помогали восстановиться тяжелораненым, причем весьма успешно. Мой друг до сих пор практикует эту систему.