ты, сука такая, виновата, что мы здесь! Ты во всем виновата!!! Я тебя ненавижу!!! Уничтожу тебя! Разорву на куски, шлюха!

Эти вопли поднимают во мне такую волну ярости, которая вырабатывает в моем теле беспрецедентную силу. Толкаю Владу и даю ей такую мощную оплеуху, что она заваливается набок и начинает скулить, как побитая собачонка.

Мой гнев в ту же секунду идет на убыль. Ничего не могу с собой поделать, но мне резко становится ее так жаль, что сжимается сердце.

Вдох-выдох… Несколько раз повторяю этот простой ритуал. Призываю себя успокоиться. Сейчас просто нельзя паниковать. В режиме выживания нужно мобилизовать все силы и попытаться думать трезво.

Подаюсь к Машталер и касаюсь ее плеча ладонью. Заставляю себя забыть о том, кто она такая, и относиться к ней просто как к человеку.

– Не плачь, – глажу по голове, осознавая, что она в любой момент может снова наброситься на меня. – Нельзя сейчас истерить. Нам нужно собраться и объединить силы. Слышишь меня? Влада?

– Мне холодно… – все, что она сообщает, не прекращая рыдать.

И я без колебаний снимаю с себя пальто, чтобы укутать в него Владу. Она с благодарностью вцепляется в ткань и заметно притихает.

– Я устала… – шепчет совсем тихо. – Мне очень страшно…

– Мне тоже, – отражаю я спокойно. – Но мы не имеем права паниковать. Давай встанем, пол очень холодный… – и этот холод проникает ледяными шпорами под кожу. – Пройдемся, – прошу Владу, как только она, не прекращая всхлипывать, поднимается на ноги. Помогаю нормально надеть пальто и веду ее между рядами мешков, как больную. Она опирается на меня всем весом и как непосильный груз тянет вниз. Кажется, у меня аж позвоночник скрипит, пока пытаюсь держать два наших тела, Влада ведь, будучи выше, тяжелее. – Полегче?

Задавая этот вопрос, прямо на нее не смотрю. Только периферийно, чтобы заметить, как она кивает и затихает.

– Папа приехал… И Игнатий Алексеевич… Они… Эти люди, угрожая оружием, велели всем войти в одно здание… Вроде как для переговоров, хотя изначально он говорил, что просто убьет всех… А нас утащили в другое строение… Мне страшно!! Я не хочу тут быть! Я не хочу умирать!!!

– Я тоже не хочу, поэтому нельзя паниковать, – напоминаю ей строго.

Осторожно оглядываюсь и понимаю, что помещение не такое большое, как мне изначально показалось.

Господи, что же делать?

Есть ли смысл дергать все встречающиеся нам двери? Понимаю, что нет. Очевидно, что мы заперты, ибо какой тогда в этом смысл? Но все равно упорно дергаю за ручки. Каждый раз нас постигает разочарование, и вскоре Влада снова начинает рыдать.

– Успокойся, – прошу ее со всем терпением, на которое только способна.

– Я не могу… Не могу… Вдруг они не договорятся? И что тогда??? – выдает высоким голосом, который вызывает звон в моих ушах и мурашки по коже. – Они придут и убьют нас??? – после этого дрожащего шепота принимается реально рыдать. – Я хочу на воздух… Хочу выбраться отсюда… Я здесь быть не должна!!

– А я должна, что ли? – прикрикиваю на нее. – Ты так легко заказывала мое убийство папочке! Как игрушку на праздник! А себя жалко, что ли?! С чего вдруг? Думаешь, ты какая-то особенная? Может, то, что ты здесь – это карма? Запомни на будущее! А сейчас замолчи!

– Ты, сука такая… – ревет, размазывая по лицу сопли. Я уже реально едва держу эту кобылу, а она даже не пытается ровно стоять. Еще и воняет, будто сутки пила. Как Георгиева не тошнит от нее? – Я его люблю с детства… Он всегда был моим… Папа обещал… Игнатий Алексеевич тоже… А ты, дрянь, появилась, и все-е-е-е… – голосит на весь склад. – Ты все испортила! Ты… Ты… Блядь… Я тебя ненавижу!!!

– Окей, – бормочу я, не стараясь перекрыть ее истерику. – Мне плевать. Так что заткнись и не расходуй силы, иначе… – Поднимая голову вверх, замечаю уходящую под самый потолок лестницу, а там – люк. Должно быть, на крышу. – Хм… Влада Машталер, я сказала заткнуться, иначе я тебя здесь брошу, ясно?!

– Нет! – кричит она, впиваясь в мою руку с такой силой, что я сама взвизгиваю. – Нет… Не бросай меня… Пожалуйста…

– Только если ты замолчишь, – строго выдвигаю те же требования. Когда она подчиняется, тем же серьезным тоном поясняю: – Смотри, тут есть лестница на крышу. Если нам удастся открыть люк, то мы, возможно, сможем там спуститься по внешней лестнице на землю или перейти на другое помещение. Я видела, они все связаны.

На самом деле в последнем я не уверена. Но так мне кажется, что над высоким забором было несколько огромных комплексов. Отдельным зданием это помещение быть не должно.

– Постой здесь у лестницы, – шепчу спешно, перекладывая ее руки со своего тела на металлическую перекладину. – Держись крепко. Мне некогда с тобой возиться. Стой хотя бы!

Дождавшись кивка, бросаюсь к пожарному щиту и срываю с крючков лом. Так же быстро, не давая себе ни минуты на колебания, поднимаюсь по длинной лестнице под крышу.

– Ты же не оставишь меня здесь? – сопровождает весь мой путь нытье Машталер.

– Не оставлю, – заверяю ее всего один раз.

Добравшись до люка, принимаюсь за сражение с навесным замком. Это, естественно, оказывается гораздо тяжелее, чем обычно описывают в книгах. Одной рукой мне приходится держаться, чтобы не свалиться, а другой – дергать и тянуть вниз. Но все мои попытки безуспешны. Влада снова голосит, я горю и потею от усилий, однако замок никак не поддается.

И тут… С улицы доносятся жуткая череда выстрелов и чьи-то крики. Я снова дергаюсь и чуть не сваливаюсь вниз. В последний момент цепляюсь вспотевшей ладонью за железную перекладину и, медленно переводя дыхание, слушаю вопли Машталер. Она, естественно, сходу начала визжать, распуская по помещению такое эхо, что у меня едва не лопаются барабанные перепонки.

«Господи… Саша… Вдруг стреляют в него?» ­– все, о чем я могу думать в этой какофонии звуков.

Внутренне я сама бьюсь в истерике. Просто захлебываюсь ужасом.

Боже мой… Только не Саша!

Боже мой… Не допусти!

Боже мой… Умоляю об одном, пусть он останется жив!

Понимаю, что на улицу сейчас нельзя выбираться. Но и тут оставаться опасно. Они могут прийти