Каждое слово произносилось медленно. Отчетливо. И таким голосом, который у старшего инспектора Гамаша почти никто не слышал. Голосом, который вынудил его начальника сделать шаг назад. Согнал улыбку с его красивого лица.

– Слишком поздно, Арман, – сказал Франкёр. – Его жизнь уже испорчена. И вашими действиями, а не моими.

– Инспектор?

Брат Антуан читал в своей келье, когда услышал шаги за дверью. Он выглянул в коридор и увидел офицера Квебекской полиции, который смущенно стоял перед ним.

– У вас какой-то потерянный вид. Вы не заболели?

– Я здоров, – ответил Бовуар, которому уже надоел вопрос о его здоровье.

Они замерли, глядя в глаза друг другу. Два очень похожих человека. Одного возраста, роста, сложения. Выросшие в одном районе.

Но один стал служить Господу и навсегда остался в церкви. А другой оставил церковь и больше туда не возвращался. И вот они смотрят друг на друга в тускло освещенном коридоре монастыря Сен-Жильбер-антр-ле-Лу.

Бовуар подошел к монаху:

– Этот приезжий… Доминиканец… Расскажите, что с ним за история.

Брат Антуан оглядел коридор и вернулся в свою келью. Бовуар последовал за ним.

Келья точь-в-точь походила на ту, в которой поселили Бовуара, правда с небольшими персональными особенностями. В углу лежали свитер и брюки. У кровати стояла стопка книг. Биография Мориса Ришара[62]. Руководство по игре в хоккей, написанное бывшим тренером «Монреаль канадиенс». Бовуар тоже обзавелся этими книгами. Большинству квебекцев хоккей заменил религию.

Но здесь религия и хоккей сосуществовали. Сверху книжной стопки лежала книга об истории монастыря в каком-то месте под названием Солем и Библия.

– Брат Себастьян, – заговорил брат Антуан не то чтобы совсем шепотом, но так тихо, что Бовуару пришлось сосредоточиться, чтобы его услышать, – служит в одной ватиканской конгрегации, которая прежде называлась инквизицией.

– Это я уже понял. Но что он делает здесь?

– Он сказал, что приехал в связи с убийством приора, – с несчастным видом проговорил брат Антуан.

– Но вы ему не поверили. Так?

Брат Антуан слегка усмехнулся:

– Неужели это настолько очевидно?

– Нет, просто я настолько наблюдателен.

Антуан фыркнул, но сразу же посерьезнел:

– Ватикан может присылать священника для расследования обстоятельств, которые привели к убийству в монастыре. Он не разыскивает убийцу, он выясняет, почему климат в монастыре настолько ухудшился, что дошло до убийства.

– Но мы уже знаем, что не так в вашем монастыре, – сказал Бовуар. – Вы рассорились из-за песнопений и записи.

– Но почему мы рассорились? – спросил брат Антуан. Он искренне разволновался. – Я молился неделями, месяцами. Почему мы не решили проблему? Что у нас не задалось? И почему мы не заметили, что один из нас не только способен на убийство, но и замыслил его?

Увидев смятение и боль в глазах монаха, Бовуар почувствовал потребность помочь ему. Ответить на его вопрос. Вот только ответа он не знал. Он не знал, почему монахи обратились друг против друга. Он понятия не имел, почему они вообще здесь оказались. Почему пожелали стать монахами.

– Вы говорите, что Ватикан может присылать священника, но, кажется, у вас остались сомнения. Вы думаете, он не тот, за кого себя выдает?

– Нет, я считаю, он и в самом деле брат Себастьян и служит в Конгрегации доктрины веры в Риме. Просто я сомневаюсь, что он здесь из-за убийства брата Матье.

– Почему?

Бовуар сел на деревянный стул, а монах – на кровать.

– Потому что он монах, а не священник. Для такого серьезного дела они прислали бы кого-нибудь постарше. Ну и вообще… – Брат Антуан пытался найти слова, чтобы выразить не факт, а свое ощущение. Интуицию. – Ватикан довольно неповоротлив. Ничто в церкви не делается быстро. Она погрязла в традициях. Для всего есть свои процедуры.

– Даже для убийства?

Антуан снова улыбнулся:

– Если вы читали про Борджа[63], то знаете, что и на сей случай у Ватикана есть традиция. Так что да, даже для убийства. КДВ может прислать кого-нибудь, чтобы провести у нас расследование, но не так скоро. Пройдут месяцы, а то и годы, прежде чем они начнут действовать. Брат Матье превратится в прах. Невероятно, чтобы Ватикан прислал человека еще до похорон приора.

– И что вы думаете?

Монах погрузился в размышления, потом покачал головой:

– Я весь вечер пытался разгадать эту загадку.

– Мы тоже, – признался Бовуар и тут же пожалел.

Чем меньше подозреваемый знает о расследовании, тем лучше. Иногда они специально подбрасывали информацию, чтобы выбить подозреваемого из колеи. Но всегда делали это преднамеренно. А сейчас он допустил промах.

– У меня тоже есть эти книги, – сказал он в надежде замять свою осечку.

– О хоккее? Вы играете?

– Центральный нападающий. А вы?

– И я тоже центровой, но должен признать, на эту роль почти не нашлось претендентов, когда брат Юсташ умер от старости.

Бовуар рассмеялся, потом вздохнул.

– Хотите поговорить об этом? – спросил брат Антуан.

– О чем?

– О том, что вас гложет.

– Меня гложет одно: поскорее найти убийцу и уехать отсюда.

– Вам не нравится наш монастырь?

– Конечно. А вам нравится?

– Если бы не нравился, я бы здесь не остался, – сказал брат Антуан. – Я люблю Сен-Жильбер.

Это простое утверждение повергло Бовуара в изумление. Брат Антуан сказал это точно так же, как Бовуар мог бы сказать об Анни. Без смущения, без двусмысленности. Простая констатация. Как то, что существуют небеса и камни. Это было естественно и окончательно.

– За что?

Бовуар подался вперед. Ему давно хотелось задать этот вопрос монаху с таким прекрасным голосом. С фигурой, так похожей на фигуру самого Бовуара.

– За что я его люблю? Да разве его можно не любить? – Брат Антуан оглядел келью, словно номер в отеле «Риц» в Монреале. – Зимой мы играем в хоккей, летом удим рыбу, плаваем в озере и собираем ягоды. Я знаю, что принесет каждый новый день, и в то же время каждый новый день становится приключением. Я живу среди людей моей веры, но все они такие разные, а потому бесконечно обаятельные. Я живу в доме моего Отца и учусь у моих братьев. И я пою слова Господни голосом Господа.