Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он открывает шторы. В чёрную комнату вливается свет.
— Посмотри! Посмотри же!!! Какое чудо! Ты приехала, и… СОЛНЦЕ!!! Солнце светит! Разве это не прекрасно?!!
Я улыбаюсь. Мне очень тяжело. Но я улыбаюсь. Я судорожно перебираю в голове все варианты. Я хочу ему помочь. Но я понимаю, что…
Под столиком — почти пустая огромная бутылка. Стакан — на столике.
Он показывает мне свои сокровища — огромное количество редких пластинок. Какие-то супер элитные записи.
— Что ты хочешь послушать?
Мне всё равно.
Он включает свой последний диск. У него их — море.
Он берёт меня за руку. Мы изображаем жалкое подобие танца.
Я сажусь на не разложенный диван. Он садится рядом. Берёт стакан и наливает оставшееся в бутылке.
Я беру стакан, молча встаю и ставлю стакан на стол, где стоит компьютер.
Он молча встаёт, подходит к компьютерному столу, берёт стакан и пьёт.
— Что в твоей жизни не так? — спокойно спрашиваю я.
Он молчит.
— Почему ты пьёшь?
— Давай не будем говорить об этом сейчас… — спокойно отвечает он.
Я вдруг смотрю туда, куда я не смотрела. Ни ТОГДА, когда мне показывали всё это в Иной Реальности, ни сейчас, когда я вошла в Его комнату. Я проходила это место мимо. Почему-то. Я всегда проходила сразу вдаль. Это — то место слева, где стоит какая-то тумбочка под полками при входе в комнату.
Я подхожу к тумбочке и замираю… Что-то внутри меня резко обрывается. Мне кажется, я сейчас потеряю сознание. Он подходит. Стоит рядом. Мы смотрим на то, что — там, на тумбочке.
— Что это? — выдавливаю я из себя.
— Портрет. Мой и ЕГО… А это — книга о Нём.
— Какое отношение ты имеешь к Нему? — спрашиваю я, ещё не придя в себя. — Ведь ты поёшь совсем в другом жанре?!
— Последнее время я… Я стал Его понимать… Я даже выучил пять Его песен. Недавно пел на Его вечере… Хочешь, спою?
— Нет, — категорично отвечаю я, продолжая вглядываться в их лица на одном портрете.
— Знаешь, я не знаю, кто мой отец. Но моя мама… Она умерла год назад… Она часто рассказывала мне о Нём… Как они вместе… Ты знаешь, какое у меня отчество?
Я молча медленно опускаюсь на пол.
Я вспоминаю свой стих про Марину, который написала два дня назад. Встаю. Подхожу к компьютеру и захожу на свою страничку. Молча открываю этот стих и показываю ему. Он читает. Читает и стих, и комментарии прочитавших. Он молчит.
— Ты читал меня? — спрашиваю я, вспоминая про книги.
— Нет… Прости…
— Ты — первый человек в моей жизни, которому всё равно, что я пишу…
— Да, мне всё равно. Потому что они все видят в тебе такую раскрутую писательницу. А я вижу в тебе Женщину. Ты для меня — прекрасная, красивая, потрясающая ЖЕНЩИНА, которая ищет свою ЛЮБОВЬ, понимаешь?
Киваю.
Он подходит ко мне и робко проводит пальцами по моему лицу.
— Ты — очень красивая. ОЧЕНЬ!
Он смотрит на меня, как на Богиню, и внезапно произносит с надеждой, что я отвечу «нет»:
— Ты считаешь, что двум творческим людям трудно… вместе, да?
Молчу. Сажусь на диван. Он садится рядом и рассказывает мне о своих грандиозных планах. О тех крутых людях, с которыми он был знаком. Об очередях, которые выстроены к нему, чтобы он их записал.
Я слушаю и киваю. Я всё прекрасно понимаю. Всё. Всё…
— Ты давно не работаешь?
Он молчит.
— А кем ты работал?
Он говорит. И снова — стакан.
— Ты что-нибудь ешь? — спрашиваю я.
— Нет… Я могу долго не есть…
— Давай я тебе что-нибудь приготовлю. Пойдём на кухню, — говорю я и отвожу его на кухню.
«Кухня, где холодильник — всегда пуст. Старая закоптившаяся сковородка. Маленький столик. Всё — чёрное…»
Всё — чёрное. Маленький столик. Старая закоптившаяся сковородка. Открываю холодильник. Он — пуст.
— Аааа, я вспомнил! — радостно восклицает он.
Я вопросительно смотрю на него.
— У меня на балконе есть гуманитарная помощь бомжам…
Он улыбается, как ребёнок.
— Как это? — удивлённо спрашиваю я.
Мы идём на балкон. С не закрывающимся окном. С какими-то чужими окурками и чем-то там ещё… Он показывает мне гору сваленных друг на друга коробок. Открывает верхнюю. Там — блины.
— С мясом! — гордо произносит он.
— Откуда это у тебя?
— Выступал когда-то в муниципалитете. Спросили: может, заплатить этими блинами?..
Я беру старую закоптившуюся сковородку. Выливаю на неё остатки подсолнечного масла.
Мы садимся за стол. Он кушает. Я смотрю на него. Думаю про себя: сколько лет этим блинам?..
— Ты хочешь повторить ЕГО судьбу? — спрашиваю я.
Он смотрит на часы.
— Мне надо ехать. Прости…
— Выступать? — я знаю, что сегодня он не выступает. В анонсах он только послезавтра и далее — везде.
— В баню… С друзьями…
Я киваю.
Мы встаём. Он ищет кошелёк.
Я уже знаю, что завтра где-то в обед он позвонит мне и скажет, что у него закончились все деньги. Он не знает, откуда ему их взять…
Скажет, что тот, кто должен был прийти к нему на запись, передумал. А девочка, которую он учит играть на гитаре, заболела… Он захочет, чтобы я приехала. Но я работаю. И он произнесёт с едким упреком: «Ну да! Конечно же, ты там где-то работаешь…»
И я понимаю, что я не могу ему помочь. Как бы я этого ни хотела.
Он находит кошелёк. Заглядывает в него, вздыхает и произносит:
— Негусто… Ладно, пойдём…
Одеваемся. Выходим. Садимся в машину.
— Ты, когда пьяный, тоже за рулём?
— Да…
Он заводит машину. Достаёт из коробочки диск.
— Мы не можем сегодня не послушать эту ЕГО песню.
Он включает ЕГО. Одной рукой держит руль. Другой — гладит мои пальцы. Подпевает ЕМУ. Улыбается, как ребёнок. Смотрит на меня, как на Богиню. Я знаю, в это мгновение, здесь и сейчас, он — счастлив…
Я задаю ему свой последний на сегодня, да и вообще в этой жизни, вопрос:
— Почему ты сказал, что мы не можем не послушать эту Его песню сейчас…?
— Ты — такая чудная! Разве ты не знаешь? Ведь сегодня — день ЕГО рождения…
Я вдруг вспомнила, как одна женщина прислала мне фотографии своей квартиры, чтобы я посмотрела и сказала, что вижу. Это была очень большая квартира со множеством комнат. Я знала, что она принадлежит обеспеченной семье. Но то, что я увидела, просматривая фотографии, поразило и опечалило меня.