Окунько-сын зажимает собаке пасть. Та продолжает лаять.

Звук, выходящий через другое место, ужасен!

Окунько-отец, не включая света, открывает дверь. Входит милиционер:

— Нашлась ваша собачка!

Ободранная дворняга, счастливая, что оказалась в тепле, юркнула в комнату.

— Еле поймали! Ни за что не хотела идти домой, дурочка! Вот ваши паспорта и три серебряные ложечки, они были в том чемодане. Проверьте, что у вас еще вынесли! Спокойной ночи!

В это время Окунько-пес, проверяя, не украдена ли его косточка, натыкается на дворнягу. Они сцепились с лаем, хрипом, по всем правилам. Стучать начали сверху, сбоку и даже в окно, хотя квартира на двенадцатом этаже. Кто-то орет: «Да вызовите милицию наконец! Не дом. а псарня!»

Милиция приехала быстро. Когда полуживые Окуньки. растащив собак по углам, рассказали все по порядку, милиционеры начали смеяться. За ними следом захохотали Окуньки, завыли запертые собаки.

Туг ворвался сосед в нижнем белье, босой, в руках топор. Увидев милицию, сразу успокоился.

Когда ему рассказали, что тут произошло, он тоже стал смеяться, уронил топор на ногу и так взвыл, что везде погас свет.

В темноте милиционер сказал:

— Вам еще повезло, что топор упал обухом и на ногу. Один товарищ однажды попал острием по совершенно другому месту.

Сосед перестал стонать и, счастливый, заковылял к себе.

Милиционеры в темноте отловили лишнюю собаку и уволокли за собой. Хлопнула дверь. Окуньки попадали на кровати. Сын тут же захрапел, а родители тихо переговариваются.

— Может, отдать серебряные ложечки, они ведь не наши!

— Раз милиция принесла — значит, наши) — ответил Окунько-муж, прикидывая: сейчас сказать жене, что исчезла ее шубка из каракуля, или пусть выспится перед истерикой?

У двери, свернувшись калачиком, блаженствует дворняга.

Милиционеры в темноте увели из дома пуделя.

На улице пудель упирается, хрипит:

— За что в отделение, менты поганые!

В кустах сидит кот. Увидев, как милиционеры волокут пуделя, радостно потирает лапки, мурлычет:

— Наконец-то милиция занялась настоящим делом!

Дворняга прокралась на кухню и видит открытый холодильник, из которого чем только вкусно не пахнет! Она вытаскивает и жрет все подряд, с ужасом понимая, что утром ее, наверное, убьют.

«Но до утра еще далеко», — рассуждает дворняга, лакая жидкость из упавшей бутылки портвейна.

Выпив и закусив, дворняга чувствует, что если сейчас не споет, то кончится! Набрав воздуха, зажмурившись, она завывает дурным голосом.

Жильцы разом просыпаются и кидаются на стену. Дом падает набок. Дворняга куда-то летит, успевая подумать: «Хорошо, сосиски успела съесть перед смертью! Пудель вернется, а сосисок нету! Тут он и удавится!»

Александр Брюханов

Такая сказка

— Только помните — сказала добрая фея. — лишь часы пробьют двенадцатый раз, как многообещающие кандидаты в депутаты превратятся в алчущих привилегий избранников, их транспорт — в «Мерседесы», их жилища — в особняки, а их обещания — в клочки бумаги, заботливые и хозяйственные кандидаты в мэры тут же превратятся в туповатых городничих, избирательные блоки развалятся, а вы из ищущего лучшей жизни электората превратитесь в постоянно болтающийся под ногами и мешающий всем им народ…

Тотальный контроль

Маршрут автобуса номер тридцать шесть в Отвязово с недавнего времени контролируется тамбовцами, троллейбус пятого маршрута — солнцевскими, трамвай седьмого — кузнецкими…

Набор контролеров в городской транспорт продолжается.

Посмотрите

— Народ, посмотрите на меня. Видите, как я хорошо живу. Выберите меня, и я вас научу как. Будете жить в шикарных особняках, ездить на представительных машинах, ходить на приемы.

— А зачем выбирать-то? ТЫ так научи, а мы посмотрим.

— Могу не успеть без депутатской неприкосновенности.

Главная ценность

Главная ценность — это человек. Деньги, вещи, еда — это все вторично.

Надо, несмотря ни на что, постараться сохранить в себе человека в любых условиях. Как бы жизнь нас ни крутила…

Работы нет? Можно бутылки собирать, банки или картон по помойкам. Милостыню просить в крайнем случае.

Есть нечего? Можно отбросами питаться при казино.

Жить негде? Можно в доме на слом как-то устроиться, в подвале или на чердаке, отогреваясь на вокзалах и в теплых парадных.

Трудно? А кто говорил, что легко будет? Ведь все для того, чтобы противопоставить человеческое начало холодному бездушию…

И пусть бушуют экономический, финансовый и политические кризисы — а мы останемся все такими же, как и прежде.

Блеск в глазах, нетвердая, слегка покачивающаяся походка, заплетающаяся речь и блуждающая улыбка на лице…

Напахали

— Да, напахали, конечно, за эти годы — не разберешься. Воровство, обман, присвоение, стяжательство.

Копнешь поглубже — сам по уши во всем этом перемажешься.

— Ладно, так и быть, всем все прощаем. Старое забудем, начнем с чистого листа. Текущих проблем выше головы, не до прошлых обид и разборок.

— Что? Опять начали воровать? Вместо того чтобы делом заняться, следы заметают? Бумаги подделывают? Свидетелей убирают? Боятся, что разбираться вот-вот начнем? Последнее растаскивают?

— А работать кто будет, хозяйство налаживать? Ладно, последний раз все простим. Пиши указ. Как не на чем? Всю бумагу украли? Этого я уже простить не могу. Придется разбираться!!! Создаем следственную бригаду из суперпрофессионалов, открываем дело по пропаже писчей бумаги. Только на чем показания записывать?

Запоминай указ: «Прощаем все только тому, кто обеспечит нас бумагой…»

Разъяснение

Еще раз повторяем, что налоговая декларация и Декларация прав человека — это не одно и то же.

Илья Бутман