Если растущие сомнения морального характера и беспокоили некоторых членов Временного комитета, в протоколе совещания это никак не отразилось. Единственная проблема, которая обсуждалась довольно продолжительно, касалась психологического воздействия от ядерного взрыва. Звучало мнение, что эффект не должен сильно отличаться от того, который произвело разрушение японских городов зажигательными бомбами.

Поскольку все еще оставалась существенная неопределенность, какова именно сила ядерного взрыва (Комптон оценивал силу взрыва в диапазоне от 2000 до 20 000 тонн в тротиловом эквиваленте), Оппенгеймер не оспаривал этих цифр. «Однако доктор Оппенгеймер утверждал, что визуальный эффект от применения атомной бомбы будет чудовищным. Взрыв вызовет яркое свечение, которое распространится в атмосфере на 30–40 тысяч километров. Выброс нейтронов, который произойдет при взрыве, будет опасен для жизни в радиусе как минимум километра»[146].

Последовало обсуждение типов целей, и Стимсон следующим образом резюмировал предварительные итоги заседания комитета:

Такое решение сложно было назвать компромиссным. Стимсон хотел избежать ненужных жертв среди гражданского населения, но фактически уже все население Японии мобилизовали для удовлетворения военных нужд. Бомбардировка японского военного завода, окруженного домами рабочих, означала массовое убийство мужчин, женщин и детей. Без предупреждения.

В Лос-Аламосе Оппенгеймер доказывал, что еще до конца войны миру следует узнать о бомбе и о производимом ею эффекте. Манхэттенский проект должен был просуществовать как минимум до момента испытания бомбы. Ему удалось убедить своих коллег. И даже примирить их с таким развитием событий. Но Оппенгеймер не сказал, что демонстрация эффекта бомбы на самом деле означает уничтожение множества рабочих, их жен и детей без предупреждения. Именно на это он сейчас соглашался.

Казалось, что никто из собравшихся не задался вопросом, какой психологический эффект такая бомбардировка окажет на СССР.

На протяжении всего заседания Гровс был совершенно спокоен — как минимум такой вывод можно сделать из протокола. Когда встреча уже завершалась, Гровс взял слово и поставил вопрос о некоторых ненадежных ученых «с сомнительными убеждениями и недоказанной лояльностью», которые наносили вред атомной программе с самого начала ее существования. Гровс знал о встрече Сциларда с Бирнсом и о попытках Сциларда повлиять на решения Временного комитета, поэтому не возникло никаких сомнений, о ком именно он говорил. Комитет пришел к соглашению отложить любые радикальные решения хотя бы до испытания и использования бомбы, после чего следовало принять меры по «исключению таких ученых из программы».

Оппенгеймер ничего на это не сказал.

Четверо членов научной комиссии договорились о новой встрече в Лос-Аламосе, которая должна была состояться 16 июня. На этой встрече предполагалось окончательно оформить рекомендации по использованию атомной бомбы. Ученым запрещалось раскрывать факт собственного членства во Временном комитете, а также говорить о тех решениях, которые уже были приняты, но Комптон, вернувшись в Чикаго, сообщил сотрудникам «Метлаба», что хотел бы узнать их мнения по этому вопросу. Он попросил ученых в течение двух недель подготовить предложения — их Комптон собирался озвучить на следующем собрании научного совета.

Просьба Комптона инициировала бурную деятельность. Ученые «Метлаба» разделились на группы и стали рассуждать о будущих организациях, связанных с изучением атомной энергии, об исследованиях, образовательных программах, безопасности, о производстве веществ для ядерных исследований, о политических и социальных проблемах, которые вызовет применение бомбы. Сцилард отказался возглавить производственную группу. Он предпочел заняться политическими и социальными проблемами, вступив в группу, руководимую Джеймсом Франком, — когда-то Оппенгеймер работал вместе с Франком в Геттингене. В эту группу также входили Гленн Сиборг и уроженец России биофизик Евгений Рабинович.

Именно Рабинович написал доклад от имени всей группы, но за каждым словом этого документа стоял Сцилард. В докладе прямолинейно и решительно описаны последствия, к которым приведет стремление Америки к лидерству в области ядерных вооружений:

Во избежание гонки вооружений необходимо пойти на исключительное самообладание:

Поскольку на тот момент формально не был определен порядок подачи донесений высокопоставленным политикам, Франк попытался сам отнести копию доклада военному министру Стимсону. В Вашингтоне к нему присоединился Комптон, но ученым сказали, что Стимсона нет в городе (на самом деле был). Советник Стимсона Харрисон заверил просителей, что передаст Стимсону доклад. Комптон быстро набросал сопроводительную записку. «В этой записке я считаю необходимым сообщить, что этот доклад, призванный привлечь внимание к сложностям, которые могут возникнуть из-за применения бомбы, не говоря уже о простом спасении многих жизней и о том, что если до конца нынешней войны не использовать бомбу, то мир не будет адекватно представлять, чего следует ожидать в случае новой войны». Этой запиской Комптон оказал Франку медвежью услугу, которая практически свела на нет оказанную им же помощь, чтобы привлечь к докладу внимание. Доклад Франка сразу же был засекречен.