после войны добавился тезис: «нажились на войне только еврейские банкиры».

— Я отвечу развернуто, потому что я понял, что этот вопрос многих волнует. Одна версия — это документы всемирного сионистского конгресса. Сразу замечу — я, как, наверное, многие знают, являюсь членом Центрального комитета крупной политической партии. Я вас уверяю — так по-дилетантски никакие серьезные люди не обсуждают свою тактику и стратегию. Вторая версия — это фальшивка, изготовленная в тайной полиции Российской империи. Что тоже неубедительно из-за того же низкого уровня документа. Охранное отделение в России работало очень неплохо. Я высказываю третью версию. Документ подлинный. Только вот создала его не могущественная организация, а группа болтунов, сидевших в каком-то из парижских кафе.

Народ, переварив, навалился на Светлану.

— Госпожа Баскакова, вам не мешает, что вы принадлежите к аристократической фамилии?

Света ухмыльнулась.

— К высшей аристократии мои предки никогда не принадлежали. Хотя я из дворянской семьи, если кому-то интересно, наш род древнее Романовых. Мне это нисколько не мешает. Кстати, идеолог анархизма князь Петр Кропоткин вообще является Рюриковичем, то есть, имеет больше прав на престол, чем любой из Романовых.

Во загнула, подумал я. А ведь это интересно. Если никто из берлинских монархистов не начнет с визгом опровергать права на престол товарища Кропоткина, то это надо организовать.

Между тем руку подняла дама, единственная представительница прекрасного пола в зале. Она была какая-то очень феминистическая. Так, сейчас пойдет о правах женщин или о чем-то таком. Дама проявила широту интересов.

Однако, я ошибся.

— Если уж речь зашла о семье Романовых. Госпожа Баскакова, в одной из ваших статей вы нахвали их обманщиками. С чем это связано?

— Не я первая. Некоторые историки писали их фамилию в кавычках. Род Романовых пресекся в первой половине XVIII века со смертью дочери Петра Великого Елизаветы I. Со времен императора Петра III в России правит Гольштейн-Готторпская династия. Так что трехсотлетие дома Романовых, которое в 1913 году праздновали в России с большой помпой — это большая ложь.

Ну, теперь обойдутся и без нас. Если после выхода интервью пара репортеров не побежит к Николаю Николаевичу задавать разные вопросы — то я не знаю, что такое журналистика.

* * *

Человека, который зашел в мой номер отеля, я узнал сразу. Он совершенно не отличался от множества фотографий, которые я видел в своем времени. Хотя сейчас он был гораздо моложе. Щуплый малорослый человечек с крысиным лицом.

— Здравствуйте, господин Коньков. Меня зовут Йозеф Геббельс. Я журналист и писатель… Меня не пустили на вашу лекцию, но мне очень хотелось бы побеседовать.

— А почему не пустили?

— Я для этих господ слишком левый[136].

— Я вас слушаю, господин Геббельс. Или товарищ?

Йозеф несколько замялся.

— С немецкими коммунистами у меня не очень хорошие отношения. По-моему, они слишком догматичны. Это наша немецкая черта. Мы уж если во что-то поверим, то следуем каждой букве. Вы, русские, не такие. Я изучал работы Ленина, там он Маркса осталось не так уж много. Господин Троцкий не так уж не прав, когда честит его чуть не на солдатском жаргоне за отступление от марксизма. Но Ленин-то во главе страны, а Троцкий… А вы, как мне кажется, вовсе национал-большевик.

— Интересная трактовка. Так что вы хотите?

— Я внимательно слежу за деятельностью РОСТА. Многое из того, что вы делаете, соответствует моим взглядам, как необходимо вести пропаганду.

Ещё бы! Я как раз у Геббельса многое позаимствовал. Но только не то, что вы думаете. Достижения Йозефа отнюдь не сводятся к беспардонному нахрапистому вранью. Как раз это мне не слишком нравилось. Подобными методами можно «зарядить» людей на короткий срок. Но надолго не хватит. Хотя бы потому, что система пропаганда, основанная на вранье, быстро вырождается. Пропагандисты начинают полагать: «пипл схавает» что угодно. И получается то, что вышло в послесталинском СССР.

Но Геббельс ввел в широкий обиход и такую вещь как эшелонированная пропаганда. Которую, вот уж смешно, он позаимствовал у масонов. Смысл в том, что одной социальной группе говорят одно, а другой — иное. Ещё одну наработку Геббельса я использовал в «Красном журналисте», где имелась рубрика «ответ нашим недругам». Там анализировались антисоветские высказывания эмигрантов и буржуев. Причем, не идиотские, а серьезные. Это тоже было у Геббельса. Только на радио. Передачи вел англичанин-эмигрант Уильям Джойс. Они были рассчитаны на интеллектуалов. Джойс комментировал передачи английского радио, которое, несмотря на запрет, шибко умные всё равно слушали[137]. Характерно, что после победы британцы его повесили. Хотя он лично ни разу не выстрелил.

Я несколько задумался. Геббельс терпеливо ждал. Ничего, это он ко мне пришел.

— Так что вы хотите?

— Я бы хотел у вас работать. В России.

— Почему в России?

Геббельс усмехнулся.

— Настоящие дела делаются в головной конторе, а не в филиалах. Думаю, я смогу быть вам полезен.

— Но ведь вы не знаете России.

— Люди всё-таки всюду в основе одинаковы. Ведь вы читаете Гёте и Шиллера, а мы — Толстого и Чехова.

— А про Достоевского вы не упомянули.

— Я же не дурак. Понимаю, что для людей, у которых хватило воли взять власть, Достоевский чужд.

— Что ж, хорошо. Давайте на пробу вы мне напишите статью «письмо французскому рабочему» от имени немецкого собрата.

Геббельс оживился.

— Я понимаю тема: зачем нам воевать?

— Правильно понимаете. До завтра успеете?

— Если вы не против, я могу это сделать прямо сейчас.

Я выразил согласие и протянул ему листы бумаги, ручка у товарища была своя. Йозеф думал минут десять, потом начал строчить, почти не останавливаясь. Как Миша. Я стал читать местную газету, проштудировал передовицу, перешел к следующей странице, когда Геббельс протянул мне исписанные листы. Тут как раз заглянула Светлана.

Йозеф вскочил как ужаленный и галантно поклонился.

— Светлана, познакомься, это товарищ Геббельс.

— Фройлян, я счастлив видеть прекрасную валькирию…

Я хмыкнул. Валькирий я представлял по картине Константина Васильева, Светлана на ту тетку была ну совсем не похожа.

— Вот погляди, товарищ написал при мне…

Я решил дать материал на прочтение подруге — для неё-то этот человек никто. Да и немецкий она знает лучше.

Подруга пробежала материал.

— Он что, в самом деле это вот тут написал?

— Минут за сорок.

— Слушай, да это ведь находка! Блестящий материал. Так только Миша может. А что он хочет.

— Проситься в Россию работать.

— Бери!

— Что ж, товарищ Геббельс вы нам подходите. Остается обговорить чисто технические детали…

У меня было право приглашать на работу кого угодно. Конечно, если они не борзели по поводу