—Кто-нибудь меня познакомит с ним?

Я был убежден, что этому чуду следует быть представленным, но всей красе.

Вопрос мой вывел Сэм из глубокой задумчивости.

—Я точно не знаю, кто он, - пробормотала она с озадаченным видом. - Решила бы, что Слейпнир -конь Одина, - но тот подчиняется только ему. Видимо, это какой-нибудь из его сыновей.

— Он потрясающий. - Рука моя потянулась к коню, и он нежно провел губами мне по ладони. -Достаточно крупен, чтобы всех нас перенести через эту пропасть. Согласен, приятель? - встретился я с его умным взглядом.

Конь заржал утвердительно, словно бы отвечая:

—Ну, а зачем я иначе здесь?

—Всё-таки восемь ног это очень... - я осекся на слове «странно» и, передумав, договорил: Потрясающе.

—Как это могло получиться?

—Слейпнир,- опасливо покосился Блитцен на Сэм, - один из детей Локи, а они у него порой получаются... интересные.

— Выходит, Сэм, он тебе племянник! -Длинный язык меня когда-нибудь точно погубит.

Она бросила на меня убийственный взгляд.

—Не лучше ли эту проблему оставить?

—Но каким образом твой предок стал отцом коня? - понесло меня дальше. «Заткнись, Магнус, заткнись!»

Блитцен поежился.

—Вообще-то, если быть точным, он был ему матерью.

—Чтоо? - окончательно впал в шок я.

—Оставим эту тему, - повторила с нажимом моя валькирия.

Я сделал отмету в памяти: «Оставить сейчас, но возвратиться при более благоприятных обстоятельствах», а вслух произнес:

—Ну, мистер Конь, раз мы незнаем вашего имени, назову нас Стенли. Шерсть ведь у вас цвета стали. - Не возражаете?

Он мотнул головой, что я посчитал за согласие.

Харта мы перекинули через широкую спину Стенли, где он и прочно повис, как мешок с эльфийской картошки, сами же сели на чудо коня верхом.

—Стенли, мы направляемся вон в тот замок, - указал я вперёд. - И желательно нам там нарисоваться без шума. Сумеешь?

Конь тихо заржал в ответ, и я убежден, что услышал предупреждение:

—Только держитесь покрепче.

Я несколько озадачился. За что держаться-то ? Ни седла на нем, ни поводьев. Стенли тем временем, переступив несколько раз на месте четырьмя передними ногами, прыгнул с обрыва, на дикой скорости сиганул вниз, и мы все умерли.

Насчет того, что мы умерли, я пошутил.

Вот только чувствовали мы все себя так, .. .будто вот-вот отдадим концы.

Коню, должно быть, вполне пришелся по душе длительный затяжной прыжок вниз с последующим парением над бездной, а вот мне - нет. Я как клещами схватился за его шею и закричал от ужаса (очень громко и откровенно панически). Блитцен, за неимением ничего другого, тоже нехило вцепился мне в талию. А вот Сэм, ни в кого не вцепляясь, мало того, что каким-то образом удержалась сама на спине коня, но и помешала сверзиться в пропасть, все ещё прибывавшему в полной отключке, Хартстоуну.

Мне показалось, что это падение длилось как минимум пару часов, хотя на само деле происходило все за считанные секунды. Просто в такие моменты успеваешь очень о многом подумать. Вот и я, пока мы летели, изобрел кучу хлестких выражений к имени Стенли, о которых, пожалуй, здесь умолчу.

Попадав в свое удовольствие, конь, наконец, задвигал своими мощнейшими копытами, словно колесами локомотива, и, чуть повисев на месте, начал с космической скоростью поднимать нас вверх.

Он пробился сквозь облако, взлетел по склону замка горы и сквозь окно под самой крышей крепости, в котором, как оказалось, не было стекол, причалил нас на подоконник, что мы вместе со Стенли свободно разместились в его уголке. Я мигом смекнул, почему окно осталось без стекол. Такого размера и количества стекла явно не могло быть во всех Девяти Мирах, вместе взятых. Стенли выбрал площадку для приземления очень четко. Между нами и комнатой находилась занавеска, и за ней нас вряд ли кто-нибудь мог засечь, пусть даже и глянул бы на окно, проверяя, нет ли мышей.

—Спасибо, приятель, - решил выразить я признательность чудо-коню. - Это было ужасно... то есть, я имею в виду, потрясающе.

Стенли заржал и, нежно куснув меня за плечо, скрылся в облаках пыли.

На том месте, где он секунду назад стоял, лежала платочка с руной Эваз.

—Похоже, я ему понравился, - сказал я.

—Похоже, - подтвердил Блитцен, осторожно перемещаясь поближе к Хартстоуну.

Сэм стояла на подоконнике с совершенно невозмутимым видом, разве что глаза у нее сияли, а с лица не сходила улыбка. Видимо, полеты и впрямь были её страстью, пусть даже и верхом на падающем в бездонную пропасть восьминогом коне.

—Естественно, ты понравился Стенли, - подняла она с подоконника рунный камень. - Лошади ведь из числа священных животных Фрея.

Я вспомнил свои предыдущие опыты общения с ними и впрямь относились ко мне дружелюбно даже в тех случаях, когда их всадники таких чувств не питали. Однажды даже, когда офицер бостонской конной полиции, патрулировавший Общественный парк, хотел меня допросить, лошадь его, снявшись с места, понеслась прямо к низко свисающей ветке дерева.

—Мне нравятся лошади, - признался я.

—Во всех храмах Фрея держали табуны, - продолжила она, - но ни одному смертному не разрешалось ездить на лошадях без разрешения твоего отца.

—Жаль, что Стенли не спросил у меня разрешения, прежде чем смыться, - посетовал я. - Мы же не знаем, как все пойдет дальше. А на Хартстоуна в смысле магии в ближайшее время рассчитывать нечего.

Эльф хоть уже относительно и пришел в сознание, но вел себя как-то странно. Он, опираясь на Блитца, беззвучно хихикал и нес скупыми жестами полную ахинею, вроде: «Бабочки! Хлои! Ура!» Блитцен тоже находился не в лучшей послеполетной форме. Он тер руками живот и таращился с таким видом куда-то в неясные дали, словно обдумывал наиболее интересный способ расстаться с жизнью.

Мы с Сэм осторожно прокрались вплотную к занавеске и выглянули. В просвет нам открылась комната, размером со стадион. Огонь в очаге напоминал пожар небоскрёба. Единственным выходом из огромного этого помещения была плотно закрыта дверь, а в самом центре высился широченный каменный стол, за которым обедали две великанши, отрывавшие куски мяса от туши какого-то зверя, похожего на того, что жарили на вертеле в столовой Вальхаллы.

Эти две великанши мне показались ростом поменьше родственницы, лежавшей сейчас на дне каньона, но, возможно, я ошибался. В Йотунхейме с размерами и пропорциями вообще творилась какая-то чушь, словно ваши глаза постоянно вынуждены приспосабливаться к кривым зеркалам из комнаты смеха.