— Помню, Скальцитти проявил эти фото типа на следующий день. Хотя, по идее, такое свидетельство, что ты бухал в кампусе, — это последнее, что тебе нужно. Я всегда думала, что это сделали для Робби. Или, может, Робби сам попросил его.

Майк навел на меня палец.

— Так и было, — сказал он. — Скальцитти хотел уничтожить пленку. Я был с ними в Ламбете, когда у них случился этот спор. Серено такой: «Они скажут, что Талия была с нами, и нас всех обвинят. А если мы проявим фотки, они увидят, что ее там не было». Скальцитти все равно боялся до усрачки, так что я фактически силой привел его в темную комнату, к этому мелкому… как его звали? Риттер? А то он бы, наверно, выбросил пленку в ручей.

Я сказала:

— Там ведь были временные метки и все такое. Спасательный круг для Робби.

— Для всех нас, пожалуй.

— Точно. Потому что любой, кто там был, вне подозрений. Хотя… первые несколько дней это ведь было неочевидно? Понадобилось время, чтобы установить причину смерти и время смерти. Поначалу могло показаться, что это выставит вас в дурном свете. Вот вам ребята, которые выпивали и шатались по кампусу, и кто знает, чем еще они занимались.

Майк смутился, сдвинув густые брови.

— Думаю, суть была в том, что ее не было с нами.

— Все же занятно, — сказала я, — что Робби пошел на этот риск.

— Он знал, что ему нечего скрывать. Так только проще.

— Сакина говорила, вы шли на матрасы отдельными группками, — солгала я. — То есть это вполне разумно. Ты, наверно, отставал из-за ноги. Но когда тебя спрашивают, ты просто… упрощаешь, так ведь? Если вы все шли туда вместе, это лучше доносит суть.

— Подожди, она так сказала в суде?

— Сомневаюсь. Я в том плане, что их в основном интересует, когда люди ушли.

— Точно. — Он снова откинулся на спинку стула. — Не знаю. В последующие дни мы все время сверялись друг с другом, чтобы у нас все было ровно. Не в смысле, что мы что-то сочиняли, а просто: чья это была идея, сколько мы там были. Честно, мы договорились говорить только про выпивку и сигареты. Конечно, была и травка, но не на фото, так что к чему ее упоминать?

— Точно, — сказала я. — При чем тут травка?

Но он, похоже, не уловил моего сарказма.

Я снова подлила ему, хотя у него еще оставалось. Себе я долила всего на миллиметр. Я почти не пила. Я откинулась на подушки, вытянув руки над головой — мне было известно, что мужчины усматривают в таком движении неприкрытый флирт, хотя я не имела в виду ничего такого, просто плечи затекли. Но я задержалась в этой позе, потягиваясь вправо-влево.

После моего последнего рецидива с Яхавом пришло нелестное осознание, что я ни разу в жизни не проявляла интерес к мужчине, который был бы полностью свободен. Когда мне было чуть за двадцать, я оттачивала свои навыки на женатых мужчинах, чью уклончивость и неизбежные уходы было невозможно принимать всецело на свой счет. Даже Джером никогда не был только моим, и я сомневаюсь, что хотела бы этого. Вот и в Грэнби я сохла по самому горячему лыжнику и по Курту-Блядь-Кобейну. По тем, кто никогда не мог бы причинить мне боль, потому что для них я была пустым местом. («Как думаешь, это может быть связано с твоим отцом и братом?» — спрашивал меня каждый новый мозгоправ, осторожно так, словно это не было вопиюще очевидно.)

Итак, я говорила с мальчиком, из-за которого однажды взяла в библиотеке карту Коннектикута, просто чтобы посмотреть точное расположение его улицы в Нью-Ханаане.

— Знаешь, о чем я подумала в часовой башне намедни? Обо всех местах, где люди обжимались. Или курили.

Он усмехнулся и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Блин. Я никогда не курил, так что я был не в курсе об этом.

— Точно. Ты знал только места для обжиманий, а я — только для курения.

— У тебя ничего ни с кем не было в кампусе?

— Ни разу, — это не прозвучало так жалко, как если бы я это сказала в восемнадцать. — Так где были главные места? Я то и дело заставала людей в театре.

Он сказал:

— Ну, блин, ничего оригинального. Была эта квартира для гостей в задней части Джейкоби. Хорошее место, если у тебя был ключ. Но весной туда селили людей, приезжавших на собеседования, так что это отпадало.

Я сказала:

— Я помню, отдельные парочки имели типа свои точки. Мы никогда не ходили ночью на балкон Куинси, потому что знали, что там будут Сакина и Марко.

— Блин! Я уже забыл. Такое территориальное деление. Прямо слышу Дэвида Аттенборо [81]: Подростки застолбили за собой места для спаривания.

Я рассмеялась.

— Абсолютно. Энджи Паркер и тот коротышка, Стив как-там-его, они всегда уединялись в английском холле.

— Дориан, — сказал он, — когда встречался с Бет, они снимали целый номер в городском отеле. Поговаривали, это она его заставила, не желала спать с ним в кампусе.

— Это круто, — я рассмеялась, на этот раз неискренне. После того случая с камерой я ее полностью понимала. Я сказала: — А где было… у Робби с Талией было ведь свое место?

Он побледнел, на самом деле настолько, что я не могла притвориться, что не заметила. Я сказала:

— Что такое?

Я надеялась, что он достаточно пьян. Я знала, что хочу услышать от него, только он для этого должен был быть достаточно пьян. Но он не был. Я почувствовала, как у него закрутились шестеренки, но он ничего не сказал. Так что я сама взяла инициативу:

— О господи, это было… думаешь, она ждала его там в тот вечер? В сарае? Готова спорить, она там ждала его, когда кто-то… о черт! — Майк не стал возражать, и я продолжила: — Тогда понятно, почему он нуждается в алиби. Даже когда мы еще не знали, где это случилось… это было так близко к бассейну. Боже, представляешь? Если бы полиция попыталась связать его с этим местом, прямо за бассейном?

Он сказал, так тихо, словно боялся, что нас кто-то услышит:

— Вот поэтому он всегда чувствовал свою ответственность. Они каким-то образом неправильно друг друга поняли. Он думал, что она встретится с ним на матрасах, а она думала, он ждет ее в сарае.

— Так вы все знали, что она была в сарае? Я не… не пойми неправильно, я никого ни в чем не обвиняю, но это было серьезно, что вы не сказали полиции про сарай.

— Мы не знали, что это случилось там.

— Само собой, конечно. Но, если бы полиция заглянула туда, если бы там нашли кровь, это могло бы что-то изменить.

Он кивнул.

— Точно, это могло бы изменить приговор с одного невиновного человека на другого. Я не говорю, что ставлю свободу Робби выше свободы Омара, но мы не можем знать, что еще они бы там усмотрели.

Мне захотелось наорать на него по нескольким причинам. Во-первых, потому, что он явно ставил Робби выше Омара. Во-вторых, его, похоже, не волновало правосудие в отношении Талии, мысль о том, что она не обрела покой и тот, кто расправился с ней, может причинить вред другим людям.

Но я не наорала на него, а вместо этого подложила валик себе под лопатки, расправив плечи и выставив сиськи.

Мне стало интересно, сказал бы Майк о чем-нибудь из этого, если бы его вызвали в суд, — при всех его профессиональных убеждениях, его личной этике. Между прочим, я записывала весь наш разговор на телефон. Я не идиотка.

— Тогда