Байрали-Алибейли Аза

3.11.38 г.

На письме имеется резолюция Молотова:

«т. Тихомирнову: Надо защитить, если письмо правдивое. 9.11.38».

Письмо на бланке «НКВД СССР. Оперативный секретарь Главного Управления Государственной Безопасности»

Секретно

Зав. Секретариатом Председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР тов. Тихомирнову.

Произведенным расследованием по существу Вашего телефонного запроса в отношении гражданки Байрам Али Бетш, установлено:

1) Отец гражданки Байрам Али Бетш — Мелик Еганов, бывший в период мусавата генерал-губернатором Ленко-ранского округа, 8/1 1931 г. Коллегией ОГПУ был осужден к заключению в концлагерь сроком на 10 лет.

2) Мать гражданки Байрам Али Бетш — Байрам Али Бе-кова за пребывание в рядах мусаватистской партии и контрреволюционную деятельность, 12/ХН 1937 г. осуждена к заключению в исправительно-трудовой лагерь сроком на 10 лет.

3) В семье Байрам после ареста матери осталось трое детей: 14, 12 и 9 лет. Все учатся и находятся под присмотром бабушки.

4) Наркомом внутренних дел Аз.ССР тов. Раевым возвращены гражданке Байрам Али Бетш пианино и шкаф, а также урегулирован вопрос с квартирой. Гражданка Байрам Али Бетш никаких претензий больше не предъявляла.

Комбриг Ульмер

7 марта 1938 г.

РГАСПИ. Ф. 82, оп. 2, д. 1441, л. 11-15

Я сижу и ожидаю в приемной вызова Молотова. Часами жду. Секретари возвращаются из кабинета и лаконично бросают мне:

— Нет, все еще занят, обождите.

Наконец секретарь отворяет передо мною дверь кабинета Молотова:

— Войдите, Вячеслав Михайлович вас ждет.

Молотов начал беседу с вопроса:

— Приехали, чтобы хлопотать за ваших финнов?

— Я приехала, чтобы устно информировать вас, как за рубежом общественное мнение воспринимает наши сорвавшиеся переговоры с Финляндией. При личном свидании сделать объективное и полное донесение. Мне кажется, что в Москве не представляют себе, что повлечет за собой конфликт Советского Со*юза с Финляндией.

— Скандинавы убедились на примере Польши, что нацистам мы не даем поблажки.

— Все прогрессивные силы Европы будут на стороне Финляндии.

— Это вы империалистов Англии и Франции величаете прогрессивными силами? Их козни нам известны. А как ваши шведы? Удержатся ли на провозглашенной нейтральности?

Я старалась кратко, но четко указать Молотову на те неизбежные последствия, какие повлечет за собой война. Не только скандинавы, но и другие страны вступятся за Финляндию.

На этом Молотов перебил меня:

— Вы имеете в виду опять-таки «прогрессивные си-, лы» — империалистов Англии и Франции? Это все учтено нами.

Моя информация встречена была Молотовым решительным отводом. Молотов несколько раз внушительно повторял мне, что договориться с финнами нет никакой возможности. Он перечислил основы проекта договора с Финляндией, которые сводились к обеспечению наших границ и, не посягая на незавцсимость Финляндии, давали финнам компенсацию за передвижку линии границы более на север. На все предложения СССР у финской делегации был заготовлен только один ответ: «Нет, не можем принять».

Так как никакие доводы не принимались во внимание, это создавало впечатление, что финское правительство решило для себя вопрос о неизбежности войны против СССР. Однако советское правительство, говорил нарком, заинтересовано в нейтралитете скандинавских стран.

— Нужно сделать все возможное, чтобы удержать их от вступления в войну. Одним фронтом против нас будет меньше, — сказал Молотов на прощание.

С каким-то чувством неудовлетворенности, усталости и встающей тяжелой ответственности я медленно пошла в гостиницу, перебирая детали встречи с Молотовым. Стремилась как можно быстрее решить служебные вопросы по наркоминделу и внешнеторговому ведомству и возвратиться в Стокгольм. Хотелось, особенно после встречи с Молотовым, позвонить Сталину. Внутренне порывалась несколько раз, но, сознавая всю сложившуюся обстановку, ту напряженность момента и ответственность, которая свалилась на Сталина, я беспокоить его не могла... Прошло несколько суетливых дней. Я решила почти все свои дела и уже собиралась уезжать. Вдруг раздался телефонный звонок.

— Товарищ Александра Михайловна Коллонтай?

— Да. Я вас слушаю.

— Вас приглашает товарищ Сталин. Могли бы вы встретиться? И какое время вас бы устроило?

Я ответила, что в любую минуту, как это угодно товарищу Сталину.

На какое-то время наступило молчание. Видимо, секретарь докладывал Сталину.

— А сейчас можете?

— Конечно могу.

— Через семь минут машина будет у главного подъезда гостиницы «Москва». До свидания, Александра Михайловна.

Я вновь в кабинете Сталина в Кремле. Сталин встал из-за своего рабочего стола мне навстречу и, улыбаясь, долго тряс мою руку. Спросил о здоровье и предложил присесть.

Внешне Сталин выглядел усталым, озабоченным, но спокойным, уверенным, хотя чувствовалось, какая глыба тяжести на нем лежит. Это с особой силой я почувствовала, когда Сталин стал прохаживаться вдоль длинного стола взад и вперед. Его голова как будто втянулась в плечи под громадою дел. И тут же Сталин спросил: «Как идут дела у вас и ваших скандинавских нейтралов?»

Пока я собиралась кратко и притом емко ответить, Сталин заговорил о переговорах с финской делегацией в Москве, о том, что шестимесячные переговоры ни к чему

не привели. Финская делегация в середине ноября уехала из Москвы и больше не вернулась с «новыми директивами», как обещала. Договор, который должен был обеспечить мир и мирное соседство между СССР и Финляндией, остался неподписанным. Сталин был обеспокоен, но никакой тревоги не ощущалось.

В основном разговор велся вокруг обстановки, сложившейся с Финляндией. Сталин советовал усилить работу советского посольства по изучению обстановки в скандинавских странах в связи с проникновением Германии в эти страны, чтобы привлечь правительства Норвегии и Швеции и повлиять на Финляндию, дабы не допустить конфликта. И, как бы заключая, сказал, что «если уж не удастся его предотвратить, то он будет недолгим и обойдется малой кровью. Время “уговоров” и “переговоров” кончилось. Надо практически готовиться к отпору, к войне с Гитлером».