Хейверс не сразу нашлась что ответить:

— В том-то и дело, инспектор. Я ищу ответ на этот вопрос. Вся эта ситуация выше моего понимания.

— Неправда. Вся ситуация от начала до конца упирается в вас. Все в ваших руках. Вы принимаете решение.

— Я не смогу причинить ей боль. Она даже не поймет этого.

Линли захлопнул кейс.

— Может быть, она понимает, что происходит сейчас?

На этом их разговор закончился. По дороге к машине, которую, как и вчера на Гаррет-Хостел-лейн, Линли еле втиснул на стоянку, Хейверс слушала рассказ о вчерашнем разговоре с Виктором Карптоном. Перед тем как сесть в машину, Хейверс спросила:

— Как вы думаете, любила ли Елена хоть кого-то по-настоящему?

Линли включил зажигание. Обогреватель выпустил струю холодного воздуха им под ноги. Он вспомнил заключительные слова Карптона о Елене:

— Поймите. Она не была злой девочкой, инспектор. Она просто рассердилась. И я лично не могу ее за это осуждать.

— Даже если Елена попросту включила вас в свой арсенал? — спросил его Линли.

— Даже если так.

— Нам не дано до конца узнать, что творилось у жертвы внутри, — ответил Линли Хейверс, — в нашей работе мы возвращаемся к жизни, считая смерть точкой отсчета. Мы собираем правду по лоскуточку и таким образом пытаемся вникнуть в суть.

С помощью этих обрывков можно только надеяться, что мы узнаем, кем была жертва и почему ее убили. Что же до внутреннего мира — настоящей и непреложной правды, — то нам никогда до нее не добраться. У нас есть только факты и выводы, к которым мы в итоге приходим.

На узенькой улице Линли не мог развернуться, поэтому он задним ходом медленно покатил к Тринити-лейн, затормозив и пропустив большую и сумрачную толпу студентов, которая вышла из ворот Тринити-Холла. За их спинами в саду колледжа клубился туман.

— Зачем ему было жениться на Елене? Он знал, что Елена не верна ему. Что она не любила его. Как он мог подумать, что из их брака выйдет что-нибудь путное?

— Карптон считал, что сможет изменить ее своей любовью.

— Человека не изменишь, — с издевкой проговорила Хейверс.

— Еще как изменишь. Но только если он сам этого хочет.

Линли ехал мимо церкви Сент-Стивенз к Тринити-Колледжу. Фары сражались с тяжелым туманом, но их свет легким мячиком отбрасывало обратно в машину. Линли ехал на черепашьей скорости.

— Как все было бы чудесно и ясно в этой жизни, Хейверс, если бы люди занимались сексом только с теми, кого любят. На самом же деле люди делят постель по разным причинам, которые большей частью не имеют отношения к любви, замужеству, преданности, близости, потомству и другим возвышенным материям. Елена и была таким человеком. А Карптон, очевидно, не имел ничего против.

— Да, но что у них за жизнь получилась бы? — возразила Хейверс. — Ведь они начали с обмана.

— Карптона это не волновало. Он хотел Елену.

— А она?

— А она, несомненно, мечтала посмотреть на папочкино лицо в момент, когда он узнает новость. А весь эффект бы пропал, если бы она не сумела женить на себе Карптона.

— Как вы думаете, инспектор, — задумчиво произнесла Хейверс, — может быть, Елена все рассказала отцу? О беременности она узнала в среду. Убили ее только в понедельник. Джастин была на пробежке. Дома он был один. Как вы думаете?..

— Не будем отметать этой версии.

Линли невольно спровоцировал Хейверс, потому что ей не терпелось поделиться своими догадками, и более уверенным тоном она продолжала:

— Что до Елены и Карптона, о супружеском счастье здесь и речи не могло быть.

— Согласен. Карптон пребывал в заблуждении, что поможет ей избавиться от гнева и обиды. Елена пребывала в заблуждении, что удовольствие от мучительной боли отца будет длиться вечно. На таких отношениях семьи не построить.

— Вы хотите сказать, что человек не сможет нормально жить, если будет постоянно вспоминать о прошлом?

Линли осторожно посмотрел на нее:

— Прошлое, сержант, большая помеха. Любой человек может бестолково прожить свою жизнь.

Большинство так и поступает. Но не мне судить, к чему они приходят в итоге.

Из-за тумана и неудобства одностороннего движения в Кембридже на дорогу до Куинз-Колледжа они потратили больше десяти минут, с таким же успехом они прошлись бы пешком. Линли поставил машину там же, где и накануне, и они вошли на территорию колледжа через проход с башенками.

— Вы думаете, что ответили на все вопросы? — спросила Хейверс, оглядываясь по сторонам, пока они шли по Олд-корту.

— Я думаю, что ответил хотя бы на один.

Гарета Рэндольфа они нашли в столовой колледжа, где линолеум, длинные обеденные столы и панельные стены под дуб производили невероятно отталкивающее впечатление. Дизайнер явно увлекся простыми формами и скатился до банальности. В столовой было много студентов, но Гарет не подсел ни к кому и в одиночестве сгорбился над остатками второго завтрака : недоеденной яичницей с расковырянным желтком, чашкой кукурузных хлопьев и перезрелыми бананами, которые успели превратиться в кашу и побуреть. Для вида он раскрыл книгу, но не читал ее. И не писал ничего в тетрадь рядом с книгой, хоть и держал наготове карандаш.

Линли и Хейверс присели к нему за стол, и Гарет, вздрогнув, поднял голову. Он оглянулся по сторонам в поисках выхода из столовой или однокашника, который придет к нему на выручку. Линли взял у него из рук карандаш и размашистым почерком написал в тетради пять слов: «Ты был отцом ее ребенка?»

Гарет потер лоб. Он сжал виски и откинул со лба прядь гладких волос. Он глубоко вдохнул, собираясь с силами, встал и кивнул головой на дверь. Им оставалось только следовать за ним.

Как и Джорджина Хиггинс-Харт, Гарет жил в Олд-корте. Его квадратная комната располагалась на первом этаже. На ее белых стенах висели в рамках афиши Лондонского филармонического оркестра и три увеличенные фотографии сцен из театральных постановок: «Les Miserables», «Аспекты любви», «Звездный Экспресс»[31]. На афише крупными буквами стояло «Сони Ралли Рэндольф», и рядом «фортепиано». Фотографии запечатлели молодую и привлекательную поющую женщину в концертных платьях.

Гарет кивнул сначала на афишу, потом на фотографии.

— Мамотька, — произнес он странным грудным голосом, — сетра.

Гарет внимательно посмотрел на Линли. Он ждал, заметит ли инспектор иронию в том, что у него такие мать и сестра. Линли ограничился кивком.

Возле единственного в комнате окна на широком письменном столе стоял компьютер. Кроме того, Линли заметил текстофон, подобный тем, что уже видел в Кембридже. Гарет включил компьютер и подвинул к столу еще один стул. Он жестом пригласил Линли сесть рядом и быстро запустил программу.