так мне было противно на него смотреть!» – говорила Мария Павловна. А перед уходом он тихонько сказал ей: «Потерпите, голубушка». Когда оккупанты поспешно покидали Ялту, они повесили этого бургомистра. Какая-то сволочь выдала его – он был подпольщиком. Мария Павловна даже плакала, рассказывая, не могла себе простить брезгливость к нему.

…Довольно быстро я освоилась в доме. На внутреннем дворе, где под навесом был запас дров, стояла будка огромного старого лохматого беспородного пса. Он был суров и грозно рычал, главным образом на экскурсантов, когда те пытались приблизиться. Но двигался он уже мало. У меня с ним быстро наладились отношения. Софа и я во время обеда по секрету от хозяйки (она не любила «баловства») собирали для него лакомые кусочки.

В период нашего пребывания в Ялте Софья Ивановна несколько раз ездила в Гурзуф, готовить дом. Ольге Леонардовне очень хотелось в «свой райский уголок» – так она его называла. Но каждый раз, как только заходил разговор об отъезде, Мария Павловна обижалась, плакала, и переезд откладывали.

Дату забыла, но отъезд все же был назначен. Сборы тоже были грандиозные: продукты, что-то из посуды, чемоданы и, главное, Тришка: ему предстояло знакомство с морем.

На большой казенной машине мы быстро добрались до Гурзуфа. В центре городка была базарная площадь, аптека, почта и маленькие лавчонки, почти пустые. От этой площади к домику за синей калиткой в белой стене надо было пройти довольно узкой дорожкой вдоль берега моря.

Я не знаю, как это произошло, очевидно, Софья Ивановна сообщила о времени приезда Капитолине Николаевне и Роману Корнеевичу (рыбацкой семье, смолоду ведущей хозяйство у Ольги Леонардовны), но на площади, кроме них, стояла большая группа людей, пришедших для встречи Ольги Леонардовны, кто с цветами, кто с помидорами, кто с фруктами. Ее хорошо знали, и наша Барыня, здороваясь со всеми и благодаря, многих называла по имени. Скоро вереница людей с нашими вещами в руках потянулась к домику. За ними Ольга Леонардовна, Софья Ивановна и я – опять в обнимку с агрессивно шипящим Тришкой.

Этот небольшой кусок земли с маленьким татарским домом был куплен Антоном Павловичем в подарок Ольге Леонардовне.

Сейчас там филиал Ялтинского музея, но сообщения о том, что Чехов писал там, – преувеличены. Он приезжал туда только для оформления покупки. Я знаю это со слов Марии Павловны и Ольги Леонардовны.

Этот необыкновенный уголок расположен у Пушкинских скал, вблизи Адоларов. Небольшой садик с огромной круглой клумбой из роз, маленькая беседка у белой стены, заплетенная виноградом, у калитки – высокой зеленой свечой величественный кипарис, возле самой терраски – остатки миндального дерева. А в глубине этого маленького рая, над обрывом, обнесенным кирпичной низкой стенкой, – чайный стол, скамейка и два плетеных кресла. По всему саду, особенно у терраски, в огромных кадках дивные олеандры, а над самым обрывом – старая шелковица.

Домик состоял из трех комнат. С террасы ход в проходную, с большим окном в сад, комнату – Софину резиденцию. За очень большим гардеробом скрывалась спальня Софы. Комната Ольги Леонардовны – с камином, с одним окошком, затененным старым деревом инжира. Во время прибоя окно бывало в соленых брызгах – в комнате всегда было прохладно.

Из верхнего садика кирпичные ступени вели в маленькую бухточку с каменным пляжиком и даже с пещеркой. С огороженного пляжа другая лестница вела на верхний участок с развалившимся домиком Льва Книппера.

С террасы был вход в комнату для гостей с двумя кроватями – подарок больницы. На террасе стоял круглый стол, буфет с посудой, одно кресло, плетеные стулья и табуретки.

Еще задолго до революции Гурзуф был одним из крымских любимых курортов. Здесь было множество частных владений, красивых дач с поэтическими названиями, например «Вилла роз», великолепные пляжи, старинное имение генерала Раевского, замечательные виноградники, щедрые базары и много частных хозяйств, снабжавших всем необходимым в летние сезоны.

Ольга Леонардовна рассказывала, как замечательные гурзуфские прачки разносили на вытянутых руках крахмальные и плоеные щипцами шуршащие нижние юбки своих клиенток, а сложенное стопками белье носили на головах. Старые обитатели Гурзуфа, оставшиеся после выселения из Крыма татар и греков, очень почитали Ольгу Леонардовну. Иные старушки просто кидались с приветом к щедрой Барыне.

В 1946 году все побережье Гурзуфской бухты принадлежало санаториям для военных. Имение Раевского было приспособлено для высокого начальства. По соседству с домиком Ольги Леонардовны была Коровинская дача – Дом отдыха художников.

Капитолина Николаевна внешне была настоящая Старуха Изергиль, муж ее, огромный старик, почти никогда не вступал в разговоры. Эти двое содержали домик и сад в идеальном порядке и были при этом почти невидимы. Никаких «удобств» в этом татарском жилище не было. Водопроводный кран – в виноградной беседке, там же шланг для полива, и в самом конце сада, у стены, – «зеленый домик».

Хозяйство в то лето было у нас скромным и больших хлопот не составляло. Иногда сын Капитолины и Романа, тоже рыбак, приносил ставриду или камбалу. Роскошные «сиреневые» помидоры, различные фрукты были украшением нашего стола, а к воскресенью Софья Ивановна всегда пекла пирог или ватрушку. Сказочная жизнь!

Ольга Леонардовна в короткое время окрепла, посвежела. Ежедневно спускалась на свой пляж и принимала морские ванны (огорченно, но покорно выполняя предписание врачей – ей запретили плавать). Я каждый день лежала в пещерке, выставив на солнце только больное бедро. Софа иногда заплывала до самых Адоларов, повергая меня в панику. Но Барыня меня успокаивала, говоря: «Морская душа!»

Ежевечерне мы с Софой по очереди ходили вокруг розовой клумбы с длинной веревкой в руках, на конце веревки была привязана бумажка, чтобы заманить Тришку домой. Этот коварный зверь подолгу заставлял нас кружить вокруг клумбы.

На ночь Софа запирала его у себя в комнате, а на рассвете выпускала через окно на волю. Странно, но за стены сада он ни разу не убегал. На море он смотрел, изогнув спину, – оно его пугало, тогда как гурзуфские худые, голенастые коты, заслышав лодочный мотор, вереницей направлялись к рыбацкому причалу и чинно сидели в ожидании рыбной мелочи.

В этом раю для меня была одна беда – москиты. Ольгу Леонардовну тоже грызли, но не так, как меня. Я была вся в расчесах, а физиономию мою перекосило от укусов. Мы даже носили на шее бинты, смоченные керосином, но и это не пугало почти невидимых кровососов.

Как-то ночью мне не спалось, я вышла в сад. Но подойдя к калитке, очень испугалась, увидев огромную фигуру, лежащую на овчинной шкуре. Оказалось, что это Роман Корнеевич. «Что