тонну песка, мне-то не жалко, но они утонут. И тут я вспоминал, как и когда сам узнал — сначала мальчишкам по боку на такое, а потом оно само как-то на уровне инстинктов включается, ДеВи бы и не интересовался, не будь этой девчонки, которая взрослеет раньше и совсем не думает о том, что любопытство делает с кошками.

— Армани, ты заснул там? — сказал ДеВи в своей дерзкой и еще обиженной манере.

— Это очень трудно, знаешь ли.

— Не труднее математики, — съязвил он, но глаза тоже загорелись запретным яблоком или просто позлить меня решил.

— В теории трудно, а на практике проще простого, само у всех получается.

— Так покажи на практике. А мы уже поймем, — придумала Тонконожка, молодец, здорово, просто отлично!

Ох, santamozzarella[3]! Лево руля — прямо по курсу подводные скалы!

— Это значит, что два человека любят друг друга, и…

— То есть как мы с Виктимом? Я очень люблю его, — сказала она без стыда и совести, и никто даже не смутился. Сразу ясно, что там еще не то люблю, какое будет через пару лет, не до гроба, свернутых гор и звезд с неба.

— Не совсем. Там глубже… в смысле, сильнее. И нужно находиться в уединенном месте, близко друг к другу…

— Да-да, мы сейчас тоже. Получается, у нас… — она чуть ли не вопила от радости на весь автобус, но в последний момент опомнилась, понизила голос, — секс?

— Хорош уже меня перебивать, мелочь! Надоели… Раз так, скажу прямо, сейчас как начну с самого начала, то бишь с биологии. Клетки, органы, гормоны… Что, не было биологии еще? А мне плевать — будет вам ликбез наперед! Дальше пойдет химия, похуже, чем в газированных напитках, вам такие слова и не снились. В конце все перейдет в чистую математику, физику и… астрологию! Да-да, поняли?

И я сдержал угрозы, бросал заумные слова с потолка, чисто для устрашения, и сопляки тут же заныли, мол, не надо им мозг компостировать. Вот и я того же мнения — через пару лет в школе, надеюсь, объяснят, а пока пусть научатся решать линейные уравнения, чтоб как-то по возрастающей сложности, что ли.

— А проще нельзя? — не унималась Тонконожка.

— Проще… Создание детей — вот уж точно проще некуда и не надейтесь.

— А, понятно, — сказала она, на том и успокоилась.

И все? То бишь так просто и без всяких а как, а где, а почему? Надо взять на заметку, что соплякам не интересно слушать про создание себе подобных, даже они своих же на дух не переносят. Вроде и объяснил самую суть, точнее ее половинку, и избежал кучи неловкости, даже не соврал ни разу, да я настоящий гений! Спасибо, всегда пожалуйста — себя не похвалишь, так никто языком не пошевелит! В общем, они отстали от меня и остаток пути держались более-менее тихо и без вопросов повышенной неловкости.

На остановке и по дороге в школу я заметил, что с нами тащится куча народу, а уже со ступенек слышался шум и гам под сто двадцать децибел, но это еще цветочки. Школьный холл превратился в натуральный гигантский улей — мальчишки и девчонки, а также их родители, учителя, и все движутся в стиле атомов, то собираются в молекулы, то распадаются, и так по кругу. Вот только неправильные какие-то пчелы, как говорил один русский медведь, в смысле вместо сот здесь расставлены парты, а таскают они туда-сюда не пыльцу, а всякий хлам вроде картонных коробок, железяк, фантиков, деревяшек, бутылочных крышек и вообще всего, чем богата любая свалка мира. Когда я спросил, почему все попутали парты с мусорными ведрами, Тонконожка сказала, мол, задумка такая, из гов… пыли и палок сделать что-то красивое, а как по мне, так просто машина не забрала отходы на неделе.

Я вежливо промолчал и пошел за ними, надеялся на лучший столик из худших в этом заведении — ладно, утрирую, конечно, парочка занятных работ была, а на одном так вообще сияла целая инсталляция, не иначе как копия загородного дома королевы Англии. Особняк-тыква из Викторианской эпохи с кучей животных, вроде сов из шерсти, ежей из шишек, а листья повсюду и правда вырезаны из листьев, мелкие и аккуратные копии. Из серии, мол, так красиво, что даже не под стать месту, сразу же видно, что не родительских рук дело и уж точно не детских, а лучшего декоратора в городе. И все равно я молился, чтобы остановились возле этого дворца или хотя бы машины из железных крышек — да уж, размечтался!

Наша парта стояла в самом конце, будто ее специально задвинули в угол с глаз долой и там никто не крутился, а все из-за человекоподобного пугала сверху. Можно было и впрямь подумать, что древняя сила прокляла кучку желудей и палок с каштанами, и те скрепились друг с другом на манер ручек, ножек и бесформенной головы — не хватало разве что подписи самого Франкенштейна! Еще и присобачено на обрывки проволоки, косо, криво и неряшливо, а про лицо я вообще молчу, того гляди дунешь, и все рассыпится.

На этом мои капли вежливости испарились, и я сказал на выдохе:

— Да вы шутите… Кажется, ему плохо и оно хочет прекратить мучения.

— Фу, как грубо, Армани! — надулась Тонконожка. — Зато мы сами все делали. Тут немного осталось…

Мелкая повертела желудевого монстра в руках, и длинная нога отвалилась с карикатурным таким звуком — шмяк!

— Мда, крах… то есть креа-х-тивно, я хотел сказать… Жаль, что до Хэллоуина еще месяц, а то он бы точно занял призовое место.

— Так помоги нам, — взъелся ДеВи, по-любому его идея была, — а не только болтай. Мы посмотрим, что у тебя получится.

Я уже хотел ответить ему пару ласковых, а то совсем оборзел, но его глаза скользнули куда-то вбок, да и мне показалось, что кто-то пялится в спину, гадкое такое чувство, аж кололо и пекло под лопаткой. Пришлось мигом позабыть обо всех обидах на паршивца, потому что ничто так не роднит, как общий враг! Ба, какие люди в мусоропроводе — да это же Слизняк, вечно наглый и самодовольный, а тут даже больше обычного, я не сомневался, что тыквенный дворец вырезан за счет кошелька его родителей. Он посмотрел на нашу парту, скривился и сказал отвратнейшим голоском, еще писклявым, но до ужаса надменным:

— Какой ужас, смотреть тошно на это убожество.

— Понятное дело, с тебя же лепили, — вызвался я, уж очень хотел проучить его хотя бы резким