сладкая парочка, сладкая сцена, я так диабет подхвачу с ними, хотя два дня назад меня стошнило бы сразу, так что это уже прогресс. Дружным строем мы вернулись в холл и закончили поделку последними штришками на парусах, даже вывели название на борту — Пульчиозетта[5], как бы мал да удал, разгромит всех и вся!

И тут как раз затрещали динамики под потолком, мол, срочно проходите в актовый зал за углом и налево — вся детско-родительская толпа смиренно потащилась туда, да и у меня не было сил бунтовать. Помещение оказалось громадным, хоть цирк со слонами устраивай, везде грядки кресел с бордовой обивкой, а на сцене мельтешат сопляки разной степени зрелости и что-то бубнят в смешных костюмах под крики Элизы. ДеВи с Тонконожкой ускакали к местному актерскому составу за кулисы, и мне стало неуютно в этом столпотворении. Я знал только Элизу, но она явно была занята, да и лучше не мозолить глаза лишний раз, там еще прошлые мозоли не рассосались.

Родители разбились на два лагеря, как дети малые, то бишь деловые шишки сидели на верхних рядах с серьезными минами, будто обсуждали проблемы мирового бизнеса, а те, кто не подтирался купюрами, болтали у столика со сладостями и выпечкой… Я как только увидел эту красоту, чуть не захлебнулся и позабыл обо всем на свете — сколько же там всякого было, сладкие пироги, печенье, эклеры, торт и горы конфет, настоящий утерянный рай и второй день рождения. Уже через три минуты я с жадностью уминал убийственную дозу сахара, и аппетит не портили даже два хищных темно-желтых глаза сверху. Рожа Змеевидного папаши презрительно кривилась с каждой секундой, мол, я не просто все еще тут, но и бесстыдно пожираю купленный за их счет стол. Пошла к черту, гадюка серебряная, — имею право есть, сколько влезет, а влезет еще много, не сомневайся!

Я отвернулся от него и честно попытался вникнуть в сюжет спектакля — как я понял, в средневековом королевстве стали пропадать дети, жители в страхе, а их следопыт не может ничего сделать, трудно придумать аллюзию пожирнее. С одним только отличием — здесь дело быстро раскроют, и будет долгое счастливо всем, кроме монстра, а в жизни наоборот пока что. Не знаю, кто отвечал за постановку, но хотелось руки ему оторвать — я зевал даже с набитым ртом, хотя Элиза и пыталась выдавить из малявок экстракт артистичности, но там без толку, не волшебница все-таки. Может, я бы и влез на помощь, не выползи на сцену Слизняк с Богатенькой Выскочкой в роли короля и королевы, и все желание отпало напрочь, пусть позорятся. Надо признать, что именно у них талант притворства на высшем уровне, так мастерски сыграли великодушных правителей, что аж забавно. Детектив тоже был из высшей касты сопляков, кто позабирал главные роли, а простые дети играли похищенных, монстров и массовку — никакого неравенства, вы что, это так жребий выпал, все по-честному!

На меня набросилась парочка папаш с расспросами, чего это я такой молодой, а уже сынишка в школе штаны просиживает, пришлось долго и нудно объяснять, что к чему. Кто-то там нахваливал отпрыска за минутную роль дерева, а у другого еще одна дочь родилась, то бишь ничему жизнь не учит, а он даже лыбился и все рассказывал про ручки-ножки с личиком — фу, мерзость какая, я же ем! Я искренне спросил, что здесь хорошего, и все быстро переросло в тираду с кучей ненужных советов, мол, каждый мужчина должен воспитать сына и что-то про дом с деревом, а я молодой, ветреный и ничего еще не понимаю. Ой, с такими фанатиками схема проста как три копейки — улыбаться и кивать, будто случилось чудо и они взаправду переубедили меня за пятнадцать минут.

— Полно вам, мистер Коллин! — послышалось вдруг прямо над ухом из-за спины.

Я подпрыгнул, как испуганный кот, глаза бешенные, волосы дыбом — повезло, что не ткнул никого вилкой и не рассыпал пирожные, иначе без жертв точно не обошлось бы. Вежливый тон Три Полоски ни с чем не спутать, но от неожиданности и коньки можно отбросить, а тот стоит себе, как ни в чем не бывало, руки за спиной, полоска рта нахально растянута, в общем, довольна впечатлением. Вот так новости, я думал, он продал душу Мудрому Филину и не может выйти за шлагбаум фабрики, ан нет — старый тролль выбрался из пещеры, да еще и приоделся в белую рубашку, пиджак и брюки, хоть и столетней давности, но все-таки.

— Не мог и в мыслях представить, что вы, мистер Коллин, бываете родителем.

— И правильно — такое не под силам даже воображению.

— Знаете, как переменчива жизнь и в особенности люди, — продолжал он зачитывать цитаты из сборника мудростей. — Вот бывает, что человек, до боли в челюстях не выносивший вкус засоленной рыбы в детстве, наслаждается ею — возможно, даже сильнее других — в зрелом возрасте.

— Очень рад за них, — проскрипел я и сменил тему, а то хватит всем вокруг болтать о детях, причем о моих, причем невозможных ни в одной точке пространства и времени: — Лучше скажите, какими судьбами тут вы? Правнук? Праправнук? Неужто… прапраправнук?

— Вам бы все шутить, мистер Коллин, — сказал он как-то даже печально, будто я сморозил что-то совсем обидное. — В каком-то смысле вы угадали трижды, но я склонюсь к ответу, что именно правнук. — И задумчиво прищурился вдаль.

На сцене репетировали отрывок в декорациях базарной площади, где собралась куча народу и все болтали почем зря, пока вдруг не выбежал ДеВи с криками сумасшедшего, лицо красное, аж вены на лбу выпирают от усилий. Он кричал, мол, в полночь слышал мелодию дудочки за рекой, и дети сами шли на этот звук, но, ясен пень, его подняли на смех, как и любого порядочного гения, а многие смеялись еще из-за эмоциональной игры. Я даже не пожалел потратить минуту внимания на него — не отличник театральной академии, но разбавил местную скуку, а это главное.

— Ах что же это происходит: не ценят искусство, эх, не ценят — ныне бесталанные принцы и принцессы получают невообразимое количество времени, пока зритель вынужден краснеть на первых рядах театров, видя убожество их триумфа! К счастью, среди юных актеров есть и радующие мой старый, замыленный взгляд, живые и вместе с тем артистичные от природы ребята. Я и про вашего мальчика говорю.

— Он не мой.

— Уверяю вас, в последние дни вы можете