И в этой, и в последующих речах меня интересовали отнюдь не схема изложения либо аргументация — этого я за годы работы наелся, нет. Я как одержимый вычислял закономерность между аргументами и позицией оратора на завтрашнем голосовании. Собственно, за этим я и пришел. Зал до некоторой степени заполнился, ближе к ужину опять опустел. До девяти вечера сюрпризов не было. Один заднескамеечник-лейборист выразил взгляды, очень сходные со взглядами Фрэнсиса Гетлиффа или моими взглядами. Мы уже знали: многие лейбористы намерены воздержаться. Точное количество этих «многих» оставалось под вопросом; впрочем, оно в любом случае было неутешительно. Не важно, что эти воздержавшиеся означали поддержку политики Роджера — Роджер не мог воспользоваться такой поддержкой. Член группы лорда А — или какой-нибудь американский адмирал — счел бы взгляды упомянутого заднескамеечника-лейбориста реакционными. Лорд А сам произнес речь весьма двусмысленную — озвучил подозрения относительно намерений правительства и свою готовность голосовать за эти намерения. Другой ультраправый, на которого мы уже не рассчитывали, последовал примеру лорда А.

К удивлению присутствующих, за первые часы дебатов страсти, вместо того чтоб накалиться, едва разогрелись. Вопрос был не пустяковый; дальнейшая карьера Роджера — у всех на устах. Ждали бури; буря медлила.

Ровно в девять слово получил очередной достопочтенный член. Я почти расслабился. Имя достопочтенного члена было Траффорд, я едва знал его. Траффорд был небогат, кормился доходами с небольшого семейного бизнеса. Не ультраправый; не особо одаренный. Выступает нечасто; схватывает небыстро. Иными словами, в Бассет таких не зовут. Сам я знаю Траффорда постольку, поскольку он избран от округа, где у меня старые связи, еще с юности. Всегда считал его недалеким и непоколебимым в следовании с основным потоком.

И вот Траффорд, широкоплечий, краснолицый, поднялся. И сразу бросился в атаку. Атаку хорошо отрепетированную, понял я уже по первому слову. Он, Траффорд, верный сторонник политики правительства; и дальше намерен оставаться сторонником политики правительства, но не может поддерживать данную конкретную политику данного конкретного министра. Это чистой воды авантюра. С каким человеком мы имеем дело? Что он свершил? Каковы его заслуги? Он повесничал, высматривал местечко поуютнее да выжидал подходящий момент. Это поведение чистой воды авантюриста. Он втягивает свою страну в чистой воды авантюру. Зачем? Кто вообще его выдвинул? На каком основании мы должны ему доверять? Доверять?! Ему?! (Траффорд подпустил пафосу.) Здесь есть джентльмены, невольно сравнивающие этого министра с человеком, которому действительно не страшно доверить судьбы нации. А именно с достопочтенным членом от Южного Брайтона. Мы хотели бы, чтобы достопочтенный член от Южного Брайтона был сегодня на месте этого министра, чтобы вернул нас к утраченным принципам. Мы считаем, он пал жертвой собственных идеалов.

«Южный Брайтон» показался мне подозрительным. Я напряг память. Тщетно. Шепотом спросил Дугласа, кто был избран от Южного Брайтона.

— Дж. Ч. Смит, — ответил Дуглас.

Значит, и до этого дошло. Траффорд продолжал бушевать, однако обвинение в разряд прямых не перевел. Посвященные и так все поняли; непосвященные поняли только степень ненависти Траффорда. Кто он, этот Траффорд? Сторонник Смита? Пожалуй. До каких пределов власть Смита и иже с ним распространяется на Худа?

Мои подозрения теперь кристаллизовались. Я ни минуты не верил, что Худ занялся шантажом по собственной инициативе. Конечно, в процессе он мог и увлечься, да и кандидатура его выбрана не случайно, только начал Худ не сам, нет: за персоной Худа мне сразу виделись умы куда более расчетливые. Я знал: Худ до фанатизма предан своей авиационной фирме и до сладкой дрожи боготворит сильных мира сего — так бывает с маленькими людьми. Нашлись лица, которые догадались использовать именно Худа, ибо он «любит смотреть» — как в прямом, так и в переносном смысле.

Да, за Худом определенно стоят умы расчетливые. Впрочем, меня не отпускало ощущение, что умы эти из сферы бизнеса, а не политики. Конечно, у них могут быть связи со сторонниками Смита; только непохоже, чтобы сторонники Смита стояли за анонимками — или чтобы за анонимками стоял сам неистовый Траффорд.

Авантюристы опасны, между тем вещал он. Авантюристы посредством личного обаяния втираются в доверие, обольщают; они умны, но неминуемо ведут к пропасти любое правительство, любой народ. Пора нашему правительству вспомнить о вечных ценностях — и тогда оно, правительство, вновь обретет поддержку в лице Траффорда и его друзей.

Речь была недлинная. Дважды прерывалась криками парламентариев, но Траффордов яд, кажется, временно парализовал даже сторонников Роджера. У самого Роджера в лице ни один мускул не дрогнул.

Прежде я в палате подобного не слышал. Каков вред, нанесенный речью Траффорда? Кое-кто, в частности Коллингвуд, уловил намек на Смита. Выпад случился с самой нежелательной стороны — от центристских тори. Не перегнул ли Траффорд палку, не отвратил ли парламентариев от себя ненавистью почти личной, а значит, подозрительной? Хорошо, если так. После Траффорда выступали двое из ужинавших с Гектором Роузом. Оба сообщили, что не могут поддержать правительство, оба были подчеркнуто корректны и сдержанны; один лестно отозвался о личных качествах Роджера.

Заседание завершилось. В голове у меня была полная неразбериха. Пока полисмен выкликал фамилии тех, кому поданы авто, я стал звонить Эллен. Я не представлял, что скажу ей. Услышал быстрое, с придыханием «Да?», сообщил, что все прошло как мы и ожидали, кроме — снова придыхающее «Да?» — кроме, продолжал я, одного выпада. Не знаю, каковы будут последствия. Депутат определенно рассчитывал уничтожить Роджера как политика. Возможно, все обойдется лишним воздержавшимся.

— Вы ничего не утаиваете? — спросила Эллен.

Пришлось сказать, что имел место намек на ее мужа, но поняли намек единицы.

— Насколько это существенно? На количество шансов повлияет?

Голос едва не срывался. Я честно ответил: не могу сказать, никто пока не может; надеюсь, не повлияет. И добавил неизвестно зачем: «Постарайтесь уснуть».

Асам поспешил на Лорд-Норт-стрит. Подмораживало; сверкали звезды. Еще на лестнице я услышал смех из гостиной, а через несколько секунд с изумлением и порывом постучать по деревяшке увидел веселых Каро, Маргарет и Роджера. Меня ждала тарелка сандвичей — я ведь целый день не ел.

— Интересно, какая муха этого Траффорда укусила? — снебрежничал Роджер, видимо, желая вывести меня из ступора.

— Вы поняли, куда он клонит? — воскликнул я.

— На что только он надеется? — Каро, как всегда, не потрудилась ни понизить голос, ни смягчить презрение. Наверняка уловила все обертоны инсинуации, однако рассмеялась, будто говоря этим смехом: «И это все, на что они способны?»

— Как реагировали? — спросил я Роджера.

— Да никак. Я по крайней мере ничего не слышал. — Роджер смаковал каждое слово; каждое слово отдавало эйфорией приговоренного. — Я, Льюис, вообще не представляю его мотивов. А вы представляете?