Между тем шел четвертый месяц страшной войны. А что делали в это время мы, карикатуристы? Чем веселили фронтовиков? Чем развлекали и смешили работников тыла? Было два основных мотива для насмешек и издевательства над «незадачливыми» гитлеровцами. Это, во-первых, их страх перед партизанами и, во-вторых, провал «блицкрига» (молниеносной войны) — ведь Гитлер возвестил, что возьмет Москву через шесть недель. А шла уже четырнадцатая неделя! Как же тут не смеяться, как не изображать обескураженного, злобствующего, разъяренного фюрера? Для смешных карикатур прибавилась еще одна тема — это страх немцев перед грядущей суровой русской зимой при недостатке у них теплых вещей. На наших рисунках-карикатурах появились немцы в «эрзацваленках», в бабьих платках вокруг головы и с сосульками под носом. И смешные карикатуры, веселившие читателей и на фронте, и в тылу, в изобилии появлялись на страницах печати. Широкую деятельность развили «Окна ТАСС» — сатирические плакаты по образу и подобию «Окон РОСТА» времен Гражданской войны. Как ни странно, но эти насмешки, видимо, сильно раздражали Гитлера, поскольку и я, и мои коллеги Кукрыниксы, наряду с Ильей Эренбургом, Юрием Левитаном и другими деятелями культуры были внесены в пресловутый «черный список» гестапо, под лаконичным и деловитым названием «Найти и повесить».

Все более упорное сопротивление оказывали советские войска. Но это, увы, нисколько не помешало тому, что в первых числах октября на Москву двинулся яростный «Тайфун» — кодовое название объявленного Гитлером решающего наступления. Забыл сказать, что с началом войны я расстался с газетой «Труд» и перешел на постоянную работу в центральную военную газету «Красная звезда», редактором которой был Давид Ортенберг (Вадимов). Поэт Алексей Сурков, автор популярной фронтовой песни «Землянка», написал на него такую эпиграмму:

Надо иметь в виду, что эпитет «чумовые» не имеет ничего общего с известной опасной болезнью. В повседневной русской речи это слово равнозначно эпитету — «неистовый». Давид Ортенберг был действительно редактором неистовым — по энергии, инициативе, журналистской изобретательности, преданности своему делу. И неудивительно, что в первый год войны не было газеты более популярной, авторитетной и читаемой, чем «Красная звезда».

Немало перевидал я редакторов на своем долгом журнально-газетном веку. Были они, по выражению Маяковского, «хорошие и разные». Впрочем, «разные» не всегда были хорошими. Помню редакторов дельных и эрудированных, но вялых и малоинициативных. Помню толковых и грамотных, но неуравновешенных и капризных. Были и крикливые самодуры, и бесцветные, скучные чиновники от журналистики, озабоченные «как бы чего не вышло…» О таких и вспоминать не стоит. Но были и яркие фигуры, редакторы, так сказать, от Бога. Об одном из них я и хочу рассказать. Это — Ортенберг.

Его приход в редакцию Центральной военной газеты «Красная звезда» предельно лаконично и образно характеризовал острый на язык Александр Кривицкий, заведующий литературным отделом газеты: «Если до Ортенберга сотрудники «Красной звезды» ходили по редакции не спеша, вразвалочку, то теперь стали передвигаться бегом, крупной рысью». Действительно, новый редактор не терпел ни малейшей медлительности, вялости, прохладного отношения к делу, к интересам газеты. И сам он был живым, бешено пульсирующим, не знающим перебоев ее двигателем. И не удивительно, что за короткое время «Звездочка» выделилась среди других центральных газет своей оперативностью, осведомленностью, нестандартной подачей материалов. А с началом Великой Отечественной войны бесспорно заняла первое место по популярности как на фронте, так и в тылу.

Такой успех газеты стал возможным, естественно, и потому, что Ортенберг смог подобрать для редакции отличную «команду» журналистов, а на страницах газеты — великолепную плеяду авторов: имена Ильи Эренбурга, Василия Гроссмана, Константина Симонова, Николая Тихонова, Евгения Габриловича, Александра Твардовского, Льва Славина говорят сами за себя. Охотно выступали в «Звездочке» Алексей Толстой, Михаил Шолохов, другие известные писатели и деятели культуры.

Неожиданный звонок по телефону пригласил меня в редакцию «Красной звезды». Это было незадолго до войны. В кабинете редактора, кроме самого Ортенберга, находился и его заместитель Григорий Шифрин. Поздоровавшись, Ортенберг по своей привычке быстро зашагал взад и вперед, потирая руки, как бы озябшие.

— Мы хотим предложить вам работать в «Красной звезде», — сказал он без всяких предисловий. — Начинайте прямо с завтрашнего дня.

— С большим удовольствием, но это будет не начало, а продолжение моей работы — я уже печатался в вашей газете.

Ортенберг перестал стремительно шагать по кабинету и посмотрел на меня с удивлением.

— Работали в «Красной звезде»? Это когда же?

— С двадцать девятого по тридцать восьмой год. Добрых десять лет, почти из номера в номер.

— Вот как? — заметил явно заинтересованный Ортенберг. — А почему вы ушли из газеты?

— Я и не думал уходить. Но после того, как в декабре тридцать восьмого года был арестован Михаил Кольцов, мой брат…

— Понятно, — прервал меня Ортенберг. Он снова зашагал по кабинету, потирая руки, потом вернулся к высокой конторке, за которой стоя читал типографские оттиски, и, не оборачиваясь ко мне, сказал:

— Завтра приступайте к работе.

Таков был стиль Ортенберга — он принимал решения стремительно, лаконично и безапелляционно, не всегда утруждая себя объяснениями, обоснованиями, уговариваниями. И, как правило, всегда, что называется, попадал в точку.

Помню, это было уже во время войны, молодой еще композитор Тихон Хренников написал две фронтовые песни и принес их на утверждение не в Союз композиторов, не в Комитет по делам искусства, а… в редакцию «Красной звезды». Ортенберг ничуть не удивился, оторвался от своей конторки и вместе с несколькими сотрудниками направился в одно из помещений, где стоял рояль. Хренников ударил по клавишам и, как говорится, «композиторским голосом» спел песни. Звучные, бравурные, они нам понравились, но все смотрели на Ортенберга. Он молчал, нахмурившись, потом сказал:

— А ну, еще раз, пожалуйста.

Хренников спел еще раз.

— Даем в завтрашний номер, — бросил Ортенберг и пошел к себе.

— Мне кажется, что одно место в тексте следовало бы уточнить в том смысле… — заговорил было кто-то из заведующих отделами.

— Песни хорошие. Не будем тратить время, — сказал Ортенберг на ходу. — Давайте работать.

Трудно было отрицать высокий публицистический, агитационный уровень и популярность «Звездочки», редактируемой Ортенбергом. Тем не менее он был неожиданно снят со своей должности и направлен начальником Политотдела в одну из армий. Никто не сомневался, что об этом позаботился начальник ГЛАВПУРа Александр Щербаков, которого, как было известно, редактор «Красной звезды» давно раздражал своим независимым нравом и, не в последнюю очередь, своим национальным происхождением, каковое Щербаков весьма не жаловал, этого почти не скрывая.