уже привыкли к темноте, и, хотя кошкой я не была, все же могла примерно прикинуть количество похитителей. Они ругались, то и дело поглядывая на меня. Может, дюжина человек… А сколько было сначала? Двадцать? Тридцать?

Я сжала дрожащие пальцы. Запястья были все в синяках, но не это меня тревожило.

Мне было ясно, а значит, было, скорее всего, ясно и им, что идти к складу виски сейчас нельзя, даже если мне удастся его найти в ночи. Выжила Марсали или нет, мое горло сжалось от этой мысли, Джейми поймет, что целью пришельцев было виски, и выставит охрану.

Если бы все не пошло наперекосяк, мужчины бы просто заставили меня вывести их к складу и исчезли, надеясь скрыться до того, как кража будет обнаружена. Оставили бы они нас с Марсали в живых, зная, что мы можем поднять тревогу и описать их? Может, да, а может, и нет. Но в хаосе, последовавшем за нападением Марсали, первоначальный план развалился. И что теперь?

Мужчины начали выходить из круга, хотя споры продолжались. Ко мне приближались шаги.

— Говорю тебе, так не пойдет, — горячо настаивал какой-то мужчина. По гнусавому голосу я поняла, что это джентльмен со сломанным носом, — очевидно, недавняя травма его не усмирила. — Убей ее сейчас. Оставь здесь. Ее никто не успеет найти до того, как звери растащат кости.

— Да ну? Если ее никто не найдет, они подумают, что она все еще у нас, так ведь?

— Но если Фрэзер нагонит нас, а ее нет, кого он сможет обвинить…

Четверо или пятеро окружили меня. Я с трудом поднялась на ноги, рефлекторно схватив первый предмет, который напоминал оружие и, увы, оказался всего лишь небольшим камнем.

— Как далеко мы от виски? — требовательно спросил Ходж. Он снял шляпу, и в темноте его глаза мерцали, как у крысы.

— Я не знаю, — ответила я, стараясь держать в руках себя и камень. Губа по-прежнему была распухшей от его оплеухи, и мне приходилось тщательно выговаривать слова. — Я не знаю, где мы.

Это было правдой, хотя я могла примерно предположить. Мы ехали несколько часов, преимущественно вверх, вокруг нас стояли пихты — я чувствовала острый и чистый запах смолы. Мы остановились где-то на верхних склонах, вероятно, недалеко от небольшого перевала.

— Убей ее, — потребовал кто-то. — Она не принесет нам ничего хорошего, и если Фрэзер найдет ее у нас…

— Закрой свой вонючий рот! — Ходж развернулся к говорящему так резко, что мужчина, много крупнее его, невольно отступил назад. Избавившись от этого недоразумения, Ходж обернулся назад и схватил меня за руку.

— Не надо играть со мной дурочку, женщина. Ты скажешь мне, что я хочу знать. — Он не стал утруждать себя фразой «или…», вместо этого что-то холодное скользнуло по моей груди, а за ним последовал жаркий росчерк пореза, рана расцвела кровью.

— Иисус твою Рузвельт Христос! — выдала я скорее от удивления, чем от боли, и выдернула руку из его цепких пальцев. — Я уже сказала, я даже не знаю, где мы, идиот! Как, по-твоему, я могу показать дорогу?

Он ошарашенно хлопнул глазами и рефлекторно поднял нож, как будто ожидал, что я могу напасть. Осознав, что у меня нет такого намерения, он набычился.

— Я скажу тебе, что знаю, — сказала я и отстраненно похвалила себя за то, как ровно и спокойно звучал мой голос. — Склад виски примерно в полумиле от солодовни, строго на северо-запад. Он в хорошо спрятанной пещере. Я могу привести вас туда, если мы начнем с места, откуда вы меня забрали. Это все, что я могу вам сказать по части направления.

Это тоже было правдой. Я с легкостью могла найти место, но раздавать указания? «Идите сквозь прогалину в кустах, пока не увидите дубовую рощицу, где Брианна пристрелила опоссума, возьмите правее, в сторону квадратного камня, вокруг которого растет ужовник…» Мысль о том, что я им была нужна только в качестве гида, и это единственная причина, по которой я пока была жива, пришла мне в голову в последнюю очередь.

Порез был совсем незначительный: кровотечение оставалось слабым. Но ноги и руки были ледяными, а перед глазами носились белые мушки. В вертикальном положении меня удерживало только убеждение в том, что уж если умирать, то стоя.

— Говорю тебе, Ходж, ты не хочешь иметь с ней никаких дел, никаких. — К группе возле меня присоединился крупный мужчина. Он наклонился к плечу Ходжа и кивнул на меня. В темноте они все казались черными, но в его голосе звучал заметный африканский акцент — бывший раб или, возможно, работорговец. — Эта женщина, я слышал о ней. Она колдунья, я знаю таких. Они как змеи, эти колдуньи. Не прикасайся к ней, слышишь? Она проклянет тебя!

Я сумела разразиться недобрым смехом в ответ на его ремарку, и мужчина, стоявший ко мне ближе всего, сделал шаг назад. Я слегка удивилась — откуда это взялось? Но дышать стало легче, а мушки перед глазами исчезли. Высокий мужчина выпрямил шею, заметив темную полосу крови на моей рубашке.

— Ты пролил ее кровь? Черт тебя побери, Ходж, теперь нам конец! — В его голосе звучала неприкрытая тревога, он отпрянул назад, совершив в мою сторону какой-то жест одной рукой.

Не сознавая, что именно заставило меня это сделать, я уронила камень, провела правой рукой по порезу и одним быстрым движением прижала пальцы к щеке худощавого мужчины. Я снова недобро рассмеялась.

— Значит, проклятие? Ну и как тебе такое? Тронешь меня еще раз, умрешь в следующие двадцать четыре часа.

Пятна крови темнели на бледном овале его лица. Он был так близко, что я чувствовала его кислое дыхание и видела, как в нем закипает ярость. «Какого черта ты делаешь, Бичем?» — подумала я, удивленная своим поведением. Ходж занес руку, чтобы ударить меня, но крупный мужчина перехватил его запястье с испуганным вскриком.

— Не смей этого делать! Ты всех нас погубишь!

— Да я убью тебя прямо сейчас, тварь!

Ходж по-прежнему сжимал нож в другой руке, он неловко воткнул его в крупного мужчину, хрипя от ярости. Здоровяк ахнул от неожиданности, но сильно ранен не был, в ответ он скрутил запястье Ходжа, и тот завизжал от боли, как кролик, угодивший в лапы к лисице. Тут же включились остальные, крича и толкаясь, хватаясь за оружие. Я развернулась и побежала, но не успела сделать и пары шагов, как кто-то схватил меня и крепко прижал к себе.

— Никуда вы не пойдете, леди, — сказал он, тяжело дыша мне в ухо.