Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ходе Курской битвы немцы впервые на Восточном фронте массированно применили новые образцы вооружения и боевой техники: танки «тигр» и «пантера», штурмовые орудия «фердинанд», самолеты ФВ-190 и Хе-129. И они вроде бы и в этом, и в последующих сражениях достигли неплохих результатов. Так, согласно немецкой статистике, все подразделения, оснащенные танками T-VI и T-VIB («тигр» и «королевский тигр»), за всю войну и на всех фронтах потеряли безвозвратно 1715 машин, уничтожив 9850 неприятельских танков и САУ, то есть соотношение потерь в бронетехнике оказывается близким 1:6. Но, по крайней мере на Восточном фронте, модернизированные T-IV с длинноствольной 75-миллиметровой пушкой имели ничуть не худшие результаты. Между тем T-IV, даже модернизированный, стоил во много раз меньше того же «тифа» или «пантеры». Вместо одного «тифа» можно было произвести десяток T-IV и тем самым достичь более благоприятного количественного соотношения по бронетехнике с Красной армией и армиями западных союзников. Тем более что на Западе танков, которые превосходили бы модернизированный T-IV, так и не появилось до конца войны.
Не будет преувеличением заявить, что немцы проиграли Вторую мировую войну в том числе и потому, что у них была самая передовая научно-техническая мысль. Они были, пожалуй, единственными участниками, кто уже во время войны интенсивно внедрял в серийное производство принципиально новые образцы вооружений и боевой техники, будь то «тигры», «пантеры», будь то новейшие «фокке-вульфы» и реактивные истребители Ме-262 или ракеты «Фау». Все эти новинки были во много раз дороже своих более ранних аналогов (для ракет «Фау» таким аналогом были тяжелые стратегические бомбардировщики), но отнюдь не в столько же раз эффективнее. Вместо того чтобы тратить силы и средства на новейшие «игрушки», быть может, стоило наращивать производство старых образцов, только модернизируя их. Тогда, быть может, удалось бы если не ликвидировать, то существенно сократить количественное превосходство союзников в вооружении и боевой технике. Но в условиях тоталитарного режима главной становилась задача разработать и произвести необходимое вооружение и боевую технику, а вопрос о ее цене отходил на второй план.
Немцы тем временем продолжали планомерный отход с Орловского выступа. Вечером 16 августа пришла директива Ставки на развитие наступления на Киевском направлении:
«В связи с продвижением наших войск на брянском и харьковском направлении Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
Центральному фронту, наступая в общем направлении Севск, хут. Михайловский, не позднее 1–3.9 войти на фронт р. Десна южнее Трубчевска, Новгород-Северский, Шостка, Глухов, Рыльск. В дальнейшем развивать наступление в общем направлении Конотоп, Нежин, Киев и при благоприятных условиях частью сил форсировать р. Десна и наступать по правому ее берегу в направлении Чернигова».
Рокоссовский вспоминал: «26 августа Центральный фронт после некоторой перегруппировки начал наступление. Главный удар наносился на севском направлении войсками 65-й и 2-й танковой (сильно ослабленной) армий. Их продвижению должны были способствовать фланговые соединения 48-й и 60-й армий, примыкавшие к ударной группировке».
К исходу 27 августа 65-я и 2-я танковая армии овладели Севском. Дальнейшее продвижение было остановлено немецкими резервами. Зато успех обозначился на фронте 60-й армии, примыкавшей клевому флангу 65-й. Ее командующий И. Д. Черняховский воспользовался тем, что противник перебросил часть сил с участка 60-й армии под Севск. 29 августа части армии овладели Глуховом. Черняховский бросил в прорыв подвижные группы, используя автотранспорт армии. Рокоссовский, в свою очередь, перебросил для развития успеха 2-ю танковую и 13-ю армии, а затем и 61-ю армию генерала П. А. Белова.
В эти дни Константин Константинович увиделся с дочерью. 30 августа 1943 года Ариадна Константиновна Рокоссовская, работавшая радистом на подвижном радиоузле Центрального штаба партизанского движения, получила разрешение навестить отца:
«Отпускной билет
Радист тов. Рокоссовская А. К. отпущена в краткосрочный отпуск с правом выезда в штаб Центрального фронта с 31-го по 6-е сентября 1943 г.
Срок возвращения в часть 6.9.43 г.
Начальник радиоузла
Константин Вильевич Рокоссовский вспоминал:
«Мама рассказывала такой случай: ей дали несколько дней отдыха, и она поехала в штаб фронта. Дед как раз собирался на передовую, она уговорила взять ее с собой. Вдруг, откуда ни возьмись, появились немецкие самолеты, кто-то крикнул: „Воздух!“ Посыпались бомбы. Все повыпрыгивали из машин и залегли на обочине. Мама не успела спрятаться и рухнула на землю. Тогда дед накрыл ее своим телом и не позволял встать, пока самолеты не улетели восвояси. Когда рассеялся дым, оказалось, что от машины ничего не осталось. Но самым ужасным было то, как на маму смотрели офицеры. Для них жизнь радистки Рокоссовской была гораздо менее ценной, чем жизнь командующего фронтом, а ведь из-за нее он мог погибнуть. До конца жизни мама вспоминала, как ей было стыдно».
6 сентября войска 60-й армии освободили Конотоп, 9 сентября — Бахмач, а 15-го — Нежин. Открывалась заманчивая перспектива овладеть Киевом, над которым войска Центрального фронта нависали с севера. 13-я армия генерала П. Н. Пухова, достигшая Десны, получила приказ с ходу форсировать Днепр и захватить там плацдарм в районе Чернобыль-устье реки Тетерев. П. И. Батов же с 65-й армией должен был овладеть Новгород-Северским. Воронежский фронт отстал от Центрального на 100–120 километров. У армий Рокоссовского появилась реальная возможность с ходу освободить столицу советской Украины.
Константин Константинович вспоминал:
«Между войсками двух фронтов образовался огромный разрыв. Черняховский был вынужден часть сил выделить для обеспечения растянувшегося фланга, ослабляя этим свою ударную группировку.
Дело, конечно, неприятное. Но, с другой стороны, такое глубокое продвижение 60-й и 13-й армий на черниговском и киевском направлениях открывало перед нами заманчивые перспективы: мы могли нанести удар во фланг вражеской группировке, которая вела бои против войск правого крыла Воронежского фронта и сдерживала их продвижение. Тем самым мы не дали бы врагу отводить войска за Днепр, способствовали бы продвижению соседа, возможно, совместными усилиями нам удалось бы овладеть Киевом. Мое предложение обсуждалось, но не было принято. Больше того, мне выразили неудовольствие, что Черняховский с моего разрешения занял Прилуки, которые находились за пределами нашей разграничительной линии.
В связи с тем, что наш левый фланг все более растягивался, по моей просьбе Ставка передала нам из своего резерва 61-ю армию генерала П. А. Белова, которую мы вскоре ввели между 65-й и 13-й армиями на черниговском направлении. Это позволило значительно сузить полосу наступления 60-й армии, что ускорило ее продвижение к Киеву. Я побывал у Черняховского после того, как его войска освободили Нежин. Солдаты и офицеры переживали небывалый подъем. Они забыли про усталость и рвались вперед. Все жили одной мечтой — принять участие в освобождении столицы Украины. Такое настроение, конечно, было и у Черняховского. Все его действия пронизывало стремление быстрее выйти к Киеву. И он многого достиг. Войска 60-й армии, сметая на своем пути остатки разгромленных вражеских дивизий, двигались стремительно, они уже были на подступах к украинской столице.