— Она же могла умереть, Энни. И мы потеряли ребенка. Все было бы иначе, будь я нормальным мужем. Сандра выполняла по дому всю работу, поднимала тяжести, ходила в магазин… Она меняла перегоревшую лампочку, когда почувствовала себя плохо. Она же могла упасть и… Да что говорить! — Бэнкс потянулся за сигаретами. Обычно ради Энни он не позволял себе курить в постели, но сейчас, чувствуя неодолимую потребность, спросил: — Ты не против?

— Да кури. — Энни сделала еще глоток. — Спасибо, хоть попросил разрешения.

Бэнкс прикурил, дым медленно поплыл к полуоткрытому окну.

— Я виноват. Но этим дело не ограничилось. Я работал на улицах среди наркоманов, пытался нащупать их связи с наркоторговцами. Среди детей, сбежавших из дома, обкуренных, обдолбанных, часто ничего не соображающих… Некоторым было по десять-одиннадцать лет. Многие не могли назвать даже своего имени. Может, ты помнишь, в то время процент заболевших СПИДом резко пошел вверх. Все знали, что вирус передается через кровь при незащищенном сексе — в основном анальном — и при пользовании одним шприцем. Всех обуял страх: какой-нибудь мелкий дилер из вредности или в отместку мог ткнуть вас грязной иглой, слюна наркомана могла попасть вам на руку и, если там была ссадина, появлялась реальная возможность подхватить СПИД.

— Не понимаю, к чему ты это рассказываешь, Алан, я тогда еще не работала в полиции. Не улавливаю связи. Как это повлияло на то, что у Сандры случился выкидыш?

Бэнкс, перед тем как ответить, сделал несколько глубоких затяжек и, почувствовав, как дым обжигает ему бронхи, в очередной раз подумал, что надо бы бросить курить.

— Да никак, я просто пытаюсь описать свою тогдашнюю жизнь. Мне было тридцать с небольшим, у меня была жена и двое детей, и я проводил свои дни в грязи, в обществе опустившихся людей. Трейси и Брайан, возможно, и не узнали бы отца, повстречай они меня на улице. Дети, которых я видел, были либо мертвые, либо умирающие. Я был всего лишь копом, а не сотрудником социальной службы, но пытался хоть чем-то помочь, если мне казалось, что есть хоть малейшая возможность спасти ребенка, вернуть его домой… но моя работа заключалась не в этом. Мое дело было добывать информацию, которая сможет вывести на крупных дельцов.

— И что?

— Я рассказываю, чтобы ты поняла, как это действует на человека, деформирует психику, меняет жизненную позицию. Так вот, я почувствовал, после того как узнал, что Сандра в порядке, но у нее был выкидыш…

— Облегчение? — предположила Энни.

Бэнкс пристально посмотрел на нее:

— Как ты догадалась?

Она едва заметно улыбнулась:

— Здравый смысл подсказал. Будь я на твоем месте, я почувствовала бы то же самое.

Бэнкс загасил сигарету. Он испытал разочарование: его великое откровение оказалось таким явным и само собой разумеющимся для Энни. Он подержал во рту глоток красного вина, чтобы смыть привкус табачного дыма. Ван Моррисон, проглатывая слова, распевал «Мадам Джордж». В лесу протяжно завыл кот, может, тот самый, что временами наведывался к нему за молоком.

— Да, — продолжил он, — именно это я и почувствовал: облегчение. И конечно же вину. Не из-за того, что меня в то время не было рядом, а потому, что я чуть ли не обрадовался этому. А облегчение от того, что не придется опять пройти через грязные пеленки, недосыпание и — самое главное — взвалить на себя дополнительную ответственность. Природе не суждено было обязать меня защищать еще одну жизнь. Я отлично мог прожить и без этого.

— А ты знаешь, мысль не лишена здравого смысла, — сказала Энни. — В этом нет ничего ужасного. И ты вовсе не кажешься мне монстром.

— Зато чувствую.

— Все потому, что ты много взваливаешь на себя. Ты всегда так делаешь: берешь на себя ответственность за все мирские болезни и грехи. Алан Бэнкс — человек, а не воплощение совершенства. Потому что чувствует облегчение тогда, когда, по его мнению, должен ощущать печаль. Думаешь, ты единственный, с кем такое произошло?

— Не знаю. Я ни с кем об этом не говорил.

— Так вот, ты не один. Тебе просто надо научиться жить со своими недостатками.

— Как это делаешь ты?

Энни улыбнулась и выплеснула на него остатки вина из своего бокала. К счастью, она пила белое.

— Какие еще недостатки, несносный ты нахал?

— Ну так вот, после этого мы решили больше не заводить детей и никогда впредь не касались этой темы.

— Но с того времени ты хранишь в душе чувство вины.

— Да, ты права. А знаешь, после этого случая я еще сильнее полюбил свою работу и никогда, даже на мгновение, не помышлял о том, чтобы бросить ее и стать продавцом подержанных автомобилей.

Энни рассмеялась:

— Может, это и к лучшему. Кем-кем, а продавцом подержанных автомобилей я тебя не представляю.

— Ну, я мог бы перейти на какую-нибудь другую работу — с нормированным рабочим днем и меньшими шансами подхватить СПИД.

Энни погладила его по щеке.

— Бедный Алан, — прошептала она, прижимаясь к нему. — Почему бы тебе не выбросить все эти мысли из головы? Забудь. Вот я, музыка — здесь и сейчас.

Ван Моррисон затянул прихотливую, чувственную мелодию «Балерины». Бэнкс почувствовал на своих губах губы Энни, мягкие и влажные, вот они, задержавшись на груди, спустились ниже, к животу, и, казалось, в миг, когда она добралась до цели, ему удалось сделать, о чем она только что просила, но, даже отдавшись сладостному ощущению, он так и не смог выбросить из головы мысль о мертвых детях.

В субботний вечер, перед тем как отправиться спать, Мэгги еще раз проверила, хорошо ли закрыты двери и окна. Убедившись, что все в порядке, она налила в чашку теплого молока, чтобы взять с собой в спальню, но, не поднявшись и до середины лестницы, услышала телефонный звонок. Первая мысль была не снимать трубку: уже одиннадцать часов вечера, суббота. Наверное, кто-то просто ошибся номером. Но любопытство взяло верх. Мэгги знала, что полиции утром пришлось отпустить Люси, могла звонить она с просьбой о помощи.

Но это была не она. Билл. Сердце Мэгги учащенно забилось, ей не хватало воздуха.

— А ты, как я вижу, создаешь вокруг себя ненужную суету и панику? — спросил он. — Героиня и чемпион среди женщин, которых повсюду лупят. Или правильнее сказать чемпионша?

Мэгги сжалась, ее колотила дрожь, сердце выпрыгивало из груди. Она еле выталкивала слова, с трудом могла дышать.

— Что тебе надо? — спросила она почти шепотом. — Как ты меня разыскал?

— Ты недооцениваешь свою известность. Ты попала не только в «Глоб» и «Пост», о тебе напечатали даже «Сан» и «Стар». А «Сан» поместила еще и твое фото, правда ты на нем не слишком хорошо смотришься, если, конечно, ты окончательно не подурнела. Они коротко описали дело Хамелеона, сравнив его с насильниками и убийцами Бернардо и его женой Хомолкой.