Поэтому Арминий решил уничтожить крепости, беря их штурмом одну за другой. Как бывший боец вспомогательных римских войск, он кое-что знал об осадном искусстве, однако не принял в расчет, что большинство его соотечественников совсем ничего об этом не знают или, в лучшем случае, знают гораздо меньше его. Кроме того, укрывшиеся за деревянным частоколом легионеры прекрасно понимали: если враг прорвется за укрепления, всех защитников ждет страшная смерть.

Из бойцов легионов, на которые напали в Тевтобургском лесу, удалось уцелеть очень немногим, и все же некоторые спаслись и оповестили гарнизоны о случившемся. К великому удивлению Арминия, вести о разгроме соотечественников не деморализовали защитников римских крепостей, а лишь прибавили им решимости.

Больше всего Арминию мешал укрепленный лагерь Алисо, находившийся недалеко от Ветеры, на южном берегу Люпин, близ того места, где эта речка впадала в Рейн. В лагере стоял сильный римский гарнизон, оказавшийся весьма упрямым.

— Если вы сдадитесь, — прокричал Арминий на воинской латыни, — клянусь, что отпущу вас в Галлию с оружием! И пока вы будете отступать, никто на вас не нападет! Для верности вы получите заложников.

На стене появился центурион — Арминий сразу признал в нем командира, даже не по поперечному гребню на шлеме, а по надменности, сквозившей в каждом движении воина.

— Нет, — ответил римлянин. — Ты не орал бы тут под стеной, если бы не обманул Квинтилия Вара и не перебил его людей. Значит, все твои клятвы не стоят и плевка.

Слова римлянина были чистой правдой, что разъярило Арминия еще больше.

— Ты за это поплатишься, — пригрозил он. — Мы возьмем крепость и принесем твое мясо в жертву нашим богам — отрезая по маленькому кусочку.

— Давай попробуй.

Центурион плюнул в сторону Арминия.

— Хотя не думаю, что ты на это способен, голожопое отродье шлюхи. Бьюсь об заклад, дырка в твоей заднице, которую ты без конца подставлял Вару, широкая, как тоннель.

Чтобы не сомневаться, что Арминий и остальные варвары поняли его слова, центурион внятно, с расстановкой, повторил только что сказанное по-германски, демонстрируя хорошее знание языка.

— Ах ты дерьмо с ногами! — в бешенстве взревел Арминий. — Посмотрим, как ты запоешь, когда я до тебя доберусь!

— Давай попробуй, — спокойно повторил центурион и удалился.

Арминий проорал приказ. Германцы сначала осыпали вал Алисо тучами стрел, а потом, воодушевляя себя ревом, похожим на рев разъяренных медведей, устремились к стенам с приставными лестницами. Если бы неистовство и отвага могли взять верх над выучкой и искусством, люди Арминия просто смели бы защитников с вала.

Но этого не случилось. Римляне забрасывали камнями германцев, пытавшихся завалить ров фашинами, обстреливали их сквозь отверстия в настиле караульного парапета, а приставленные к стене лестницы без труда отталкивали раздвоенными деревянными рогатинами. На тех варваров, что все же пытались карабкаться по лестницам, сверху лились кипяток и горячее масло.

И все же нескольким воинам удалось взобраться наверх — но лишь немногим. И они, разумеется, долго не продержались. Оборонявшие укрепления защищенные доспехами римляне, дисциплинированные, сознающие, что сражаются за свою жизнь, имели явное преимущество над дикарями.

— Они дерутся грязно! — обиженно сетовал германец, прижимая к себе руку, сломанную при падении с лестницы.

В глазах сородичей Арминия, понятия не имевших об осадном искусстве, так и было. Сам он во время службы в Паннонии повидал множество машин и хитростей, которые пускали в ход римляне, чтобы брать даже самые сильные крепости. Но видеть — одно, а применить увиденное на практике — совсем другое. Арминий понятия не имел, как мастерить катапульты, способные метать тяжелые копья или камни в тридцать фунтов весом на расстояние больше полета стрелы. Он не мог приказать сделать подкоп, чтобы обрушить частокол, окружающий Алисо, потому что германцы не были мастерами земляных работ.

Но даже если бы Арминий мог отдать такой приказ, он бы этого не сделал, ибо слишком хорошо понимал: удержать свою армию на земляных работах он не сумеет. Очень скоро все разбегутся по округе в поисках еды. До него слишком поздно дошло, что неотъемлемой частью римского осадного искусства является организация бесперебойного снабжения осаждающих припасами. Кроме того, римские воины, даже сгрудившиеся на небольшом пространстве, не были так подвержены заразным болезням, как германцы, потому что Арминий никак не мог принудить своих воинов соблюдать чистоту и порядок. Не мог даже приучить их не облегчаться в реку выше по течению от тех мест, где они брали воду.

Зная, что не может позволить себе затяжную осаду Алисо, Арминий вновь и вновь бросал воинов на штурм частокола. Может, удача снова улыбнется германцам? Может, окруженные превосходящими силами римляне отчаются? Ведь стоит им дрогнуть, как волна германцев тут же захлестнет их и смоет прочь.

Арминий надеялся и на то и на другое… Но ни того ни другого не случалось. Возможно, запертые в Алисо легионеры были последними оставшимися в живых римлянами на этом берегу Рейна, но сражались они так, будто по-прежнему были полны решимости превратить Германию в покоренную провинцию не сегодня, так завтра.

После целой недели бесплодных штурмов Зигимер отвел Арминия в сторону и сказал:

— Ничего не выйдет, сынок. Если мы и вправду собираемся отвоевать Галлию у Рима, нельзя терять времени под этим валом.

— Но мы не можем оставить легионеров у нас в тылу, — возразил Арминий. — Еще одна попытка! Они не могут отражать наш натиск вечно!

Может, вечно отражать натиск германцев римляне бы и не смогли, но тот последний штурм они отбили.

А среди осаждающих, чего и боялся Арминий, начались понос и кашель, к тому же люди уже голодали… И поползли слухи, что римляне стягивают к Рейну воинов со всей Галлии.

Германцы разбегались по домам, и ни уговорами, ни угрозами, ни силой нельзя было их удержать. Эти люди способны были совершить великое деяние — но не два таких деяния подряд. И, глядя на то, как на глазах тает его армия, Арминий уныло гадал, не слеплен ли он сам из того же теста.

Позднее лето считалось в Риме самым жарким и нездоровым сезоном, и все римляне, считавшие себя более или менее значительными персонами, проводили это время вне города. Некоторые владели виллами на взморье, другие предпочитали уединенные убежища в горах, там, где воздух был чист и царила приятная прохлада. Самые богатые фамилии имели остров, а то и два в Тирренском море.

Август владел и виллами на морском побережье, и особняками в горах. И собственными островами. Чего у него не было, так это претенциозности. В других претенциозность казалась ему неким извращением; правда, в отличие от других ему не нужно было демонстрировать собственную значимость. Он прекрасно знал себе цену, ее знали в Римской империи все от мала до велика.