— Однако живешь ты, советник Борк, в доме, построенном людьми.

— Чем тут гордиться? Уголок себе и детям стремится выкроить каждый. Но проходят считанные месяцы, и ветшает гнездо листорезки, осыпается нора тарантула, улетает паутина смертоносца. И только заброшенный человеческий дом уродует землю больше тысячи лет… Скажи, Посланник, неужели ты действительно хочешь, чтобы ваша болезнь опять захлестнула землю? Чтобы вы снова творили что хотели, выворачивая наружу недра, насыпая горы, засоряя даже небо! Тебе покажется, будто я говорю странные вещи, но древние манускрипты утверждают, что высоко над нами летают огромные куски мертвого металла, заброшенные двуногими на очень большую высоту.

— Я знаю, — кивнул Найл, — это называется «спутниками».

Мимолетное замешательство показало правителю, что Борк так и не поверил в столь невероятную возможность.

— А взгляни на смертоносцев, — продолжил советник. — За тысячу лет своего владычества мы не совершили ничего, что может повредить окружающему миру.

— Я так понимаю, ты хочешь всех нас загнать в болото?

— Но ведь вы не умеете останавливаться, человек! Получив малую толику инструментов, оружия, жилья, знаний, пищи, вы хотите еще и еще! Пора признать, что теперь на планете появился настоящий разум! Время болезни прошло! Вам пора вернуться на свое место, Посланник, начать жить в гармонии с окружающим миром. Вы должны пойти назад, к природе, жить чистой и естественной жизнью, не загрязняя все вокруг. Ты должен признать эту истину, человек. Все остальные пути ведут вас в тупик, и никакие копья и доспехи не смогут опрокинуть фундаментальных законов. Вернитесь к природе. Ваше место — там.

* * *

Про жутковатое открытие советника Борка Найл не сказал никому. На все вопросы Симеона он угрюмо отмалчивался, пил светлое кислое вино и смотрел на море. А в голове упрямо свербило: «гармония с окружающим миром…», «вернуться назад, к природе…», «ваш разум — это болезнь…»

Вдобавок каждый вечер на холме начали устраивать репетиции.

Тантон выводил живущих в замке молодых людей, выстраивал их вокруг поставленной на траву скамейки, начинал что-то объяснять, кружиться, отбегать, падать на колени, широко расставив руки. Потом вставал, садился на скамейку и начинал отбивать ритм.

Его подопечные пытались повторять, крутились, бегали, падали на колени, но толстяку не нравилось. Он вставал, объяснял снова — оживленно жестикулируя, подпрыгивая на месте и дергая самых непонятливых за руки или подолы туник.

Зрелище было любопытным, и большинство гостей выбиралось на свежий воздух понаблюдать за странным действом. Тантон не только не протестовал, но и приглашал всех желающих принять участие. Некоторые женщины соглашались. Из присутствующих только Найл понимал, к чему все они готовятся, и настроения ему это знание не улучшало. Легче на душе становилось только после нескольких глотков вина или на циновке, рядом с ласковой Завитрой.

В один прекрасный день, после завтрака, к правителю приблизился, сжав на груди кулачки, Тантон и с заискивающей улыбкой передал:

— Сегодня вечером Великий Хоу приглашает вас на праздник, Посланник.

Найл чувствовал, что толстячок сильно волнуется, но не мог понять почему.

— Скажи, Тантон, а часто у вас эти праздники?

— Каждый месяц, Посланник, — склонил голову толстяк.

— Неужели я нахожусь здесь так долго?

— Нет, Посланник, последний праздник был внеурочным. Сливались совсем неподготовленные ребята. Сегодня зрелище будет намного красочнее.

— А не могу ли я отказаться от приглашения?

— Не знаю, Посланник, — пожал плечами Тантон. — До сих пор такого не случалось.

Найл надолго задумался.

Ему отнюдь не улыбалось снова участвовать в кровавой вакханалии, но он не знал, как отреагируют на это здешние правители. Что, если они обидятся? Обиды смертоносцев чаще всего отливаются для людей очень и очень большой кровью. А изгнанников и так осталось слишком мало.

— Хорошо, я приду.

На этот раз его не смогла успокоить даже счастливая улыбка девушки.

— Завитра, у тебя нет фляги?

— Нет.

— Сходи к Симеону, возьми у него… Нет, постой. Сразу наполни ее вином.

Возможно, выглядел он на празднике не самым лучшим образом, но зато все происходящее мирно проплыло мимо сознания.

Следующим утром, с первыми лучами солнца, прибежал Тантон. Он долго мялся, ломая на груди руки, но в конце концов решился и заискивающе спросил:

— Не сочтите за оскорбление, Посланник, но вы общаетесь с советником Борком?

— Да, — удивился все еще не протрезвевший к этому времени Найл. — Уж тебе ли этого не знать?!

— Не сочтите за грубость, уважаемый Посланник, но не могли бы вы попросить, чтобы меня тоже избрали…

— Избрали куда? — не понял правитель.

— Ну, избрали, — тихо уточнил Тантон, и тут его словно прорвало: — Я уже почти двадцать лет в замке живу, на меня скоро смотреть никто не захочет… Я тут, в замке, а избирают не меня… А я тоже хочу… Не хочу, как старый земледелец, гнить, почему не я…

— Куда избирают?! — замотал головой ничего не понимающий Найл.

— Хоть куда! — с готовностью воскликнул Тантон. — Я понимаю, на торжества я не гожусь, но пусть хоть на посты отправят, в детский дом, к матерям…

— Постой, — начал сознавать суть просьбы правитель. — Ты хочешь, чтобы тебя съели?..

Толстяк с готовностью, часто-часто закивал.

— Ты хочешь умереть? — все еще не мог поверить Найл.

— Умирают все. Так уж лучше слиться с ними, стать единым целым с повелителями, чем гнить, как кухонные отбросы. — Тантон опустился на колени. — Умоляю, Посланник, пусть меня изберут.

— Хорошо, — кивнул правитель, выпроводил толстяка со смотровой площадки и отправился искать Симеона.

Медик сидел на корточках перед молодым кустом акации и внимательно разглядывал листья.

— Чего ты тут нашел? — Правитель присел рядом.

— Как думаешь, колючий куст в Дельте мог развиться из акации?

— С чего ты решил?

— Листья похожи. Колючки.

— У акации стручки, а на колючем кустарнике — плоды. Посмотри уж лучше на шиповник.

— Смотрел. Не похоже.

Они встали.

— Ты представляешь, — начал Найл, — там… Тантон… Он просит, чтобы его съели!

— Нашел чем удивить, — пожал плечами медик. — Ты просто не жил тут вместе с местными, которых для танцев на холме собирали. «Лучше слиться с высшими существами, чем гнить на помойке»; «нет большего счастья, чем стать их плотью»; «это возвышение до повелителей мира»… Мы за прошедшие дни уже наслушались такого. Они тут все с колыбели мечтают попасть к смертоносцам в желудки. Берегут здоровье, блюдут чистоту. Кто доживает до солидного возраста, становится изгоем. Таких уже точно никогда не изберут, и после смерти им предстоит пойти на удобрение. Если они и не вешаются, то потому только, что еще надеются на чудо и пытаются оттянуть момент, когда и вправду гнить начнут.