Время активной жизни Олега в «Повести временных лет» искусственным образом растянуто от 879 г. до середины 910-х гг. Между тем подлинная биография вещего князя держится на одном-единственном документе – его договоре с Византией от 2 сентября 911 г. Поэтому захват Олегом Киева можно датировать лишь приблизительно – рубежом IX–X вв. Именно в это время Киев, по археологическим данным, начал приобретать черты городского центра.

В результате деятельности Олега его держава простерлась от Карпат до берегов Днепра. Но точные ее границы установить невозможно. Судя по договору с греками, в нее входили города: Киев, Чернигов, Переяславль, Полтеск (Полоцк), Ростов, Любеч и «прочая городы, по тем бо городам седяху велиции князи, под Олгом суще». Обыкновенно эти топонимы отождествляют с одноименными городами Древней Руси. Однако для этого нет никаких оснований. Обратим внимание на последние слова, которые в устах древнерусского книжника звучат довольно странно. Ведь он не мог не знать, что в Любече никогда не было княжьего стола, а великих князей в XI–XII вв. не бывало и во всех прочих упомянутых городах, исключая Киев. Поистине вопиющим фактом выглядит наличие в списке Полоцка, присоединить который к Русской земле, согласно самой же «Повести временных лет», должен лишь князь Владимир полвека спустя.

Держава Олега

Все это позволяет утверждать, что перечень городов не был составлен летописцем произвольно (иначе в него обязательно попал бы и Новгород – изначальная вотчина русских князей, по версии «Повести временных лет»). В данном случае налицо добросовестное (или, если угодно, механическое) копирование некоего неизвестного нам источника, для которого наличие в Любече «русского» князя, как и неучастие новгородцев в походе на Царьград, было непреложной истиной. Поэтому мы вправе задать вопрос: действительно ли эти «русские грады» могут быть отождествлены с хорошо известными городскими центрами Древней Руси? Археология в данном случае говорит решительное «нет». Городской облик Чернигова и Переяславля сформировался не ранее второй половины X в., Полоцка, Ростова и Аюбеча – и того позже. Княжеские столы в Чернигове, Переяславле и Ростове появились только в XI–XII вв. В итоге мы видим, что из всех этих городов попасть в договор 911 г. мог один лишь Киев. И тем не менее, как показывает пример Аюбеча и Полоцка, все они были там прописаны. Отсюда следует, собственно, только один вывод: оригинальный текст договора имел в виду отнюдь не восточнославянские города, а их западных двойников.

Общеславянский характер поименованных топонимов легко подтвердить. И сегодня на карте Европы можно найти: Росток и Любек на территории бывшего славянского Поморья; Плоцк на Висле; область Чонград (Чернград) в бассейне Тисы и город Чернград на Днепро-Бужском лимане (ныне Очаков); Преслав в Болгарии. Я не берусь с точностью указать, где именно находились те «русские грады», которые вытребовали себе торговые «уклады» с Византии; по-видимому, все они группировались вокруг Карпат и в Подунавье, ибо только в этом районе можно искать «русских» князей, «под Олгом суще». Так, моравские летописи упоминают о «русских князьях» Семовите и Богурине, которые в 861 г. попросили защиты у моравского князя Радислава (Ростислава) и годом позже были крещены Кириллом и Мефодием.

Но самое интересное: из данного фрагмента договора, несомненно, следует, что некий подчиненный Олегу «великий князь» сидел и в самом Киеве. Это окончательно подрывает достоверность летописного рассказа о вокняжении Олега в Киеве путем убийства Аскольда и Дира. Очевидно, что правящая верхушка таврических русов, обосновавшихся на Среднем Днепре несколькими десятилетиями раньше, не была устранена в ходе расширения державы «светлого князя» на восток. Подчинение Киева Олегу выразилось в признании местными русами его верховной власти.

Поэтому едва ли можно доверять сообщению «Повести временных лет» о том, что Олег навсегда обосновался на берегах Днепра, сделав Киев стольным градом Русской земли: «Се буди мати городам рускым»[216]. Ибн Русте, как мы помним, помещал княжий стол «свиет-малика» в карпатский Джарваб. Более того, летописец в данном случае едва ли не прилагает к Киеву какое-то вендское предание, ибо еще одну «матерь городам» мы обнаруживаем в земле поморских славян – именно так именуется померанский Штеттин в Житии Оттона Бамбергского[217].

Вместе с тем нет ничего невероятного в том, что Олег мог избрать Киев своей временной резиденцией для того, чтобы привести к покорности некоторые восточнославянские племена (Карл Великий точно так же во второй половине своей жизни поселился в Аахене, чтобы быть ближе к беспокойной саксонской границе). Впрочем, неизвестно, в какой мере упоминаемые «Повестью временных лет» походы Олега против древлян, северян, радимичей, кривичей относятся к числу исторически достоверных деяний «светлого князя»[218].

Не исключено, что в ходе своей экспансии на восток Олег затронул интересы Хазарского каганата. Данные нумизматики косвенным образом свидетельствуют о конфликте Днепровской Руси с Хазарией. В последней четверти IX в. наблюдается прекращение поступления арабского серебра в восточнославянские земли через Хазарию. Наплыв дирхемов возобновился только в 910-х гг., причем в обход каганата – через Волжскую Булгарию. Сокращения эмиссии в Багдадском халифате источники и археология в это время не отмечают, из чего следует, что доступ серебра в Русскую землю был перекрыт хазарами[219]. Очевидно, торговая блокада была вызвана тем, что Днепровская Русь встала во враждебные отношения с каганатом (по крайней мере, на дипломатическом уровне).

Несколько строк из хроники Псевдо-Симеона (вообще довольно темных) позволяют предположить, что черноморские русы не признали прав Олега на киевское княжение. Они даже пытались перехватить у «светлого князя» первенство или, во всяком случае, вести самостоятельную политику. Очевидно, появление в Северном Причерноморье нового суверенного правителя русов поставило под сомнение действие «русско» – византийского договора 860 г. Этим обстоятельством и был вызван новый набег на Константинополь, предпринятый силами одной Черноморской Руси, о котором сообщает Псевдо-Симеон[220].