Но главной деталью была изящная надпись, которая шла вдоль основания ларца, и Николас ее увидел. Знаки были такими мелкими, что глаз их с трудом различал, но если смотреть совсем с небольшого расстояния, то становилось ясно, что это руны.

— Здесь посланец нового королевства, — прочитал Николас.

— Если не ошибаюсь, башню также восстановили, — прошептала Мадлен.

Он кивнул.

— Не столько восстановили, сколько перестроили. Три волхва идут к башне, а башня дворца похожа на башню этой церкви.

Оба замолчали, думая об одном и том же. Потом вместе повернулись и поспешно зашагали к нефу. Стук их каблуков эхом отражался от каменных стен, словно поторапливая их. Мадлен чувствовала, что Николасу, как и ей самой, хочется побыстрее оказаться в башне. Попасть в нее можно было только через узкую готическую дверь, расположенную к западу от нефа. Дверь была закрыта, но не заперта.

Круглая комната, в которой они оказались, устремлялась ввысь и заканчивалась деревянной платформой для колокола.

Они стояли посреди открытого пространства и оглядывались по сторонам. Если здесь что-то и спрятано, то только в стене, подумала Мадлен. Николасу пришло в голову то же самое.

— Эти стены никак не меньше четырех футов в толщину, — сказал он. — Обычно стены саксонских башен строились из песчаника, скрепленного известковым раствором. Церковные башни с самого начала возводили как крепости. Но этот камень гораздо новее.

Нахмурившись, Николас изучал стены.

Мадлен понимала, о чем он думает. Внешняя часть здания и стены церковной башни были построены из хрупкого камня саксов, но внутри был использован светлый гладкий камень. Внутренняя стена башни была укрепленной, но могла маскировать тайник.

— Я бы сказал, что внутренняя стена построена в шестнадцатом веке, — сказал Николас, вновь повторяя ход мысли Мадлен. — Скорее всего, между новой и старой стеной остались бреши.

Некоторое время они стояли рядом, размышляя о разных возможностях.

Когда Николас заговорил снова, он с трудом сдерживал возбуждение.

— Ты знаешь, очень может быть, что мы стоим возле ковчега святого Августина.

— Где нет человеческих останков, — добавила Мадлен.

— Наверное, они и не были мерилом святости, — усмехнулся Николас.

Наступившая благоговейная тишина была наполнена пульсирующей энергией, Мадлен чувствовала, что Николас не сводит с нее глаз. Если он хотел прикоснуться к ней, то сейчас для этого было самое лучшее время. Николас протянул руку, и Мадлен с трудом заставила себя не дернуться, когда его ладонь легла на ее плечо.

Сквозь тонкую ткань платья она ощущала тепло. Жест получился интимным, и ей захотелось коснуться его руки. Она колебалась, и Николас убрал руку.

— Мадлен, я предлагаю сделать дневник достоянием публики прямо сейчас. Во-первых, без него никто не поверит в рисунок в старой церкви и страницу с рунами, указывающую дорогу к ковчегу святого Августина. Доказательства, которые содержит дневник, носят критический характер.

Мадлен чувствовала, как постепенно отступает возбуждение, но Николас лишь произнес вслух то, что она понимала с самого начала. Она не хотела, чтобы о дневнике узнали все, не хотела, чтобы еще кто-то прочитал слова, написанные Леофгит. Однако теперь она больше не имела права сама принимать решения. Прикосновение Николаса по-прежнему жгло ей плечо, она чувствовала, как сильно напряжена. И сама не могла объяснить, в чем причина — то ли в отсутствии телесного контакта, то ли в его словах.

Николас ей сочувствовал, и от этого становилось еще тяжелее. Он был восприимчивым и проницательным, что только усиливало ее напрасную тягу к нему.

— Послушай, я понимаю, что ты чувствуешь связь с дневником, но его следует передать в Британскую библиотеку. Дневнику не место в каком-нибудь жалком музее. Подумай о том, что он тебе дал. Неужели ты не понимаешь, что тебе необходимо разделить с другими свое знание?

Мадлен вздохнула.

— Это не мое решение. Дневник принадлежит моим кузинам… — сказала она, понимая, что ее сопротивление носит символический характер.

Николас рассмеялся.

— Они наверняка не знают, насколько он древний. К тому же ты сама говорила, что они помешанные!

Мадлен не сумела сдержать улыбки. Это была правда. Потом она подумала, как будет страдать Карл, когда под самым его носом найдут ковчег. В первый раз Мадлен позволила себе признаться в том, что действительно сделала серьезное дело. И похвала Николаса вдруг показалась ей особенно приятной.

— У меня есть коллега в Британской библиотеке, — серьезно заговорил Николас, — он эксперт по средневековым рукописям. Я могу связаться с ним, если ты не возражаешь.

— Да, конечно. Я бы хотела, чтобы сначала дневник увидел ты — сестры Бродер просили меня быть очень осторожной.

Он кивнул.

— Похоже, дождь кончился.

Больше Николас не произнес ни слова.

Они вернулись к нефу и в последний раз осмотрели церковь. Взгляд Мадлен остановился на табличке возле алтаря, на которой были написаны имена священников Йартона. Повинуясь импульсу, она подошла к табличке.

Несколько колонок фамилий и дат, надписи с трудом читались на потемневшей бронзе. Посреди второй колонки Мадлен нашла то, что искала. Она повернулась к Николасу и сказала:

— Иоганнес Корбет — тысяча пятьсот сороковой год.

Он задумчиво улыбнулся и покачал головой.

— Прямо под носом.

На церковном дворе Мадлен заметила четвертое тисовое дерево и замерла на месте.

Она подняла с земли палку и протянула Николасу.

— В чем дело?

По его тону стало ясно, что он подумал, будто Мадлен столь же безумна, как и ее кузины.

— Нарисуй рунический символ для «Y», — задыхаясь, проговорила Мадлен, показывая на влажную землю. — Это ведь ветка тисового дерева?

Николас кивнул, но в его взгляде все еще читались сомнения в ее здравом уме. Он изобразил на влажной земле знак молнии.

— Во дворе четыре тисовых дерева, — продолжала Мадлен.

Николасу потребовалось всего несколько мгновений, чтобы понять, в чем дело. Его лицо вновь просветлело.

— И эта руна появляется четыре раза на странице, написанной Иоганнесом Корбетом! — Он посмотрел на высокие вечнозеленые деревья, стоявшие на страже вокруг маленькой церкви. — Остальные три тиса значительно моложе. Меня бы не удивило, если бы выяснилось, что их посадили одновременно с постройкой внутренней стены башни. Деревья выполняют роль стражей — возможно, Иоганнес хотел обеспечить ковчегу дополнительную защиту.

На обратном пути Николас включил радио в машине и погрузился в размышления. Мадлен и сама глубоко задумалась, ее взгляд рассеянно скользил по окружающему пейзажу, испускающему легкое сияние после дождя. Она явно совершила ошибку, приняв его сочувствие и дружбу за нечто большее, и теперь чувствовала себя глупо.